с монархами династии Ахеменидов. Как имя собственное, Ахашверош не встречается среди известных нам правителей династии Ахеменидов. Иудейские толкователи видят здесь игру слов — например, хаш рош «головная боль», — подчеркивая, что тиран и деспот, владевший множеством народов, был весьма в тягость израильтянам. Возможно, библейское именование царя является своеобразной транскрипцией его персидского титула хшараяр-ша — «царь царей».

У Иосифа Флавия он отождествляется с Артаксерксом (464–424 до н. э.), сыном Ксеркса, правившего после Дария (Иудейские древности, 11, 6.1). Другие иудейские авторы считают, что речь идет о Кире, разрешившем иудеям вернуться на родину и построить храм (559–530 до н. э.) (Эстер раба, 1:1). Ряд современных толкователей видят здесь Ксеркса I (486–464 до н. э.).

Маловероятно, что героем книги выступает Артаксеркс, удостоившийся лестной характеристики из уст греческого историка Плутарха: «…всех, кто царствовал в Персии, превосходивший милосердием и величием духа»[10]. Это проявлялось, в частности, в отмене суровых телесных наказаний: «Он первый распорядился, чтобы в наказание за проступок какого-нибудь вельможи не бичевать тело и вырывать волосы виновному, а бичевать сброшенное им платье и вырывать нити из снятой с него тиары»[11]. Такая характеристика совершенно не вяжется с образом взбалмошного и безответственного властителя, изображенного в Книге Есфири. Значительно лучше соответствует описанию его своенравный отец — Ксеркс I, после поражения от греков сосредоточившийся на пирах и строительстве.

Однако ни у кого из перечисленных правителей не было жен по имени Есфирь и Вашти. Таким образом, мы рассматриваем текст как повествование о жизни народа Божия в рассеянии, но затрудняемся однозначно соотнести его с каким-либо конкретным правителем или же временем и местом написания. Несомненно, это V–II века до н. э. и вавилонская диаспора — автор текста использует много специфически персидских выражений. Текст написан не ранее V века до н. э., так как даже если царь, о котором идет речь, наиболее древний из всех предполагаемых — Кир, то от его правления должно было пройти некоторое количество лет, на что указывает сам текст, говоря о событиях как о достоянии прошлого. Верхняя же граница обусловлена упоминанием «дня Мордохея» во Второй книге Маккавейской (см. 2 Мак. 15: 36).

Говоря о стихе, начинающем книгу, нужно отметить, что иудейская экзегеза видит в подобного рода вступлении — И было во дни — указание на тяжесть этого периода в истории народа (Вавилонский Талмуд. Мегила, 10б), такое введение используется, например, в Книге Руфь: В те дни, когда управляли судьи (Руф. 1:1).

Указание на то, что Ахеменидское государство состояло из 127 областей, многими исследователями рассматривается как одно из доказательств неисторичности повествования, наряду с упоминанием 180 дней пира (Есф. 1:4). Действительно, число административных областей — сатрапий — не превышало тридцати, например, при Дарии их было двадцать. Однако, возможно, автор имеет в виду не административное деление, а этническое: некоторые сатрапии объединяли несколько разнородных областей с разноплеменным населением. Любопытно, что таргум, перевод на иудео-арамейский язык, видит здесь числовую параллель между количеством провинций и годами жизни Сарры: «Поскольку Бог заранее знал, что… царь женится на Эстер, одной из дочерей Сарры, прожившей сто двадцать семь лет… ему была дана власть над ста двадцатью семью странами…» (Свиток Эстер, 24).

…В то время, кок царь Артаксеркс сел на царский престол свой, что в Сузах, городе престольном, в третий год своего царствования он сделал пир для всех князей своих и для служащих при нем, для главных начальников войска Персидского и Мидийского и для правителей областей своих, показывая великое богатство царства своего и отличный блеск величия своего в течение многих дней, ста восьмидесяти дней (Есф. 1: 2–4).

Сузы — древний Шуш, столица Эламского царства, — стали ахеменидской столицей при Камбисе II (530–522 до н. э.), сыне Кира Великого. Царский блеск, великолепие двора и сокровищ играют роль зримого эквивалента силы и могущества, несокрушимости государства и его правителя, потому и демонстрируются подчиненным.

Относительно реальной ценности (евр. итрон — пользы всего этого) говорит премудрый Екклесиаст (Еккл. 1: 3), невысоко оценивающий подобные достижения с точки зрения конечных смыслов. Однако к подобной мысли приходят далеко не все сильные мира, логика Артаксеркса (мы будем использовать имя правителя, как оно приводится в Синодальном переводе) зачастую преобладает.

Об этом говорит иудейский толкователь, сравнивая первосвященника Аарона и царя Артаксеркса.

К обоим применены термины «величие» и «великолепие», но в разной последовательности. «Аарон сам по себе обладал величием, а одежды были лишь внешним великолепием для этого внутреннего величия. У Ахашвероша же в одеянии и заключалось все величие, внешнее было для него важнее, чем внутреннее» (Хатам Софер. Свиток Эстер, 33).

Среди пирующих упомянуты «главные военачальники» — партемим. Это слово буквально переводится как «войско», здесь же используется в значении «знать»; оно является одним из многочисленных примеров персидских заимствований в тексте и происходит от древнеперсидского фратама «первый».

По окончании сих дней, сделал царь для народа своего, находившегося в престольном городе Сузах, от большого до малого, пир семидневный на садовом дворе дома царского. Белые, бумажные и яхонтового цвета шерстяные ткани, прикрепленные виссонными и пурпуровыми шнурами, висели на серебряных кольцах и мраморных столбах. Золотые и серебряные ложа были на помосте, устланном камнями зеленого цвета и мрамором, и перламутром, и камнями черного цвета. Напитки подаваемы были в золотых сосудах и сосудах разнообразных, ценою в тридцать тысяч талантов; и вина царского было множество, по богатству царя. Питье шло чинно, никто не принуждал, потому что царь дал такое приказание всем управляющим в доме его, чтобы делали по воле каждого (Есф. 1:5–8).

Иудейские толкователи считают, что оба пира были посвящены празднованию по случаю восшествия царя на престол (см. Эстер раба, 1:15; Тора ведаат, 1). Описание места для пира также призвано указать на исключительное великолепие персидского двора и безумную расточительность царя, возможно, далеко не привычную, а проявленную по действительно значимому для него поводу. Если ткани навесов были из обычных материалов, то перехватывались они шнурами из драгоценного виссона, материала, используемого, например, для одежд первосвященника (см. Исх. 28:39), и пурпура, тоже исключительно дорогого.

Таргум указывает, что для представителей иудейской знати радость празднества была омрачена присутствием на трапезе священных храмовых сосудов (см. Свиток Эстер, 30). Безосновательность этого мнения подтверждается библейским рассказом о страшном наказании дерзнувшего пить вино из храмовых сосудов Валтасара — соправителя последнего вавилонского царя Набонида (см. Дан. 5: 1–31), а также вполне спокойным отношением к иудеям ранних Ахеменидов. Кроме того, если принять соотнесение Артаксеркса книги с Ксерксом I, то к этому времени Второй храм уже был построен