Н а с и б а. Кого же они треплют?

З у х р а. Тебя, например! На курорт уносят.

Р о х и л я. Разве это плохо?

З у х р а. Сначала оторвали от школы, теперь уносят бог знает куда…

Р о х и л я. Голубушка моя, Зухра-биби, многие девушки учатся только до замужества.

З у х р а. Лекарь тот, кто сам болезнь перенес, говорили в старину… А вы… Сами горькую долю, темноту пережили и такое говорить не стыдитесь.

Н а с и б а (упрямо, матери). Буду учиться, буду!

Р о х и л я. Хорошо, хорошо, будешь.

З у х р а. Все в школе, от мала до велика, огорчились…

Входит  М а р а с у л ь.

М а р а с у л ь. Ба, кого я вижу! Добро пожаловать, дорогая тетушка! (Насибе.) А где мамаша?

Н а с и б а. Сейчас придет, наверное.

М а р а с у л ь. Пора уже… Надо заранее поесть плову, спокойненько попить чаю и, не торопясь, тронуться в путь.

Н а с и б а. Мамочка, все к плову уже приготовлено, растопите очаг!

Р о х и л я. Иду, иду, доченька! (Марасулю.) Все возьмемся — быстренько сделаем. (Уходит.)

Н а с и б а. Я сейчас принесу рис… (Уходит в дом.)

З у х р а. Эх, племянничек! Женился на несовершеннолетней, теперь на курорт ее увозишь, отрываешь от учебы!

М а р а с у л ь (раздраженно). Единственный, кто еще не совал своего носа в это дело, школьная сторожиха! (Собирается уходить.)

З у х р а. Постой-ка!

Насиба выносит из дома рис и проходит на кухню.

Я хоть и сторожиха…

М а р а с у л ь. Насибахон! (Хочет идти за ней.)

З у х р а. Постой, тебе говорю!

Голос Рохили: «Зухра-биби! Идите скорее!»

М а р а с у л ь. Мамаши нет дома, помогите им. И проповеди свои оставьте! Рассержусь не на шутку.

З у х р а. Только запомни: если не дашь ей доучиться, ты мне не племянник, так и знай!

М а р а с у л ь. Ладно, ладно, идите!

З у х р а  уходит. Входит  Н а с и б а.

Н а с и б а. Марасуль-ака… Вы не рассердитесь? Халат я буду сама носить. (Ласкается.) Пусть она вернет его!

М а р а с у л ь. Во-первых, я там, в магазине, не рассмотрел, что он бракованный, во-вторых, мне совершенно не нравится расцветка. Я вам куплю новый, другой… Дайте вашу ручку. (Достает золотые часы.)

Н а с и б а. Но ведь у меня уже есть золотые часики!

М а р а с у л ь. Для того чтобы считать золотые минуты нашей жизни, и тысячи золотых часов мало!

Н а с и б а. Спасибо…

М а р а с у л ь. Да, чуть не забыл: как только вернемся с курорта, обменяем нашу «Победу» на «Волгу». Я уже договорился.

Н а с и б а (радостно). Ах!.. (Обнимает Марасуля.)

Он хочет поцеловать ее, и в эту минуту на улице раздается свисток милиционера. Вбегает  Ф а т и м а  с бидонами в руках, один из них с грохотом падает и катится.

З у х р а (выглянула, удивленная). Что случилось?

М а р а с у л ь. Мамаша, тетя приехала.

Ф а т и м а (увидев Зухру). А-а, наконец-то! Чего же на свадьбу не поспела? Сынок, бедняжка, послал тебе телеграмму, целых пять рублей и еще сорок копеек даром пропали.

Из кухни выходит  Р о х и л я.

Р о х и л я. Насиба, сколько рису положить?

Ф а т и м а (увидев Рохилю, выпускает из рук второй бидон). Ах, бог мой, ведь сваха моя пришла! Ах, голубушка моя! Здравствуйте, сватьюшка! В добром ли вы здравии?.. И как вам не стыдно, невестушка, заставляете сватьюшку, мою голубушку, трудиться?

Н а с и б а  выхватывает у матери половник и уходит.

Вот сюда садитесь, вот сюда, дорогая сватьюшка!

На улице снова милицейский свисток.

Вы подумайте! Милиция! Не разрешает молоко продавать. На базар велит. А сам на базар не идет.

М а р а с у л ь (Зухре). Почему все-таки не приехали на свадьбу? А еще родная тетя!

Ф а т и м а. Она хуже чужого дяди.

Н а с и б а  вносит зеленый лук и редиску.

Н а с и б а. Марасуль-ака, вы, кажется, любите резать лук…

М а р а с у л ь. Я больше люблю пробовать.

Н а с и б а (Рохиле). Тогда вы, мамочка…

Ф а т и м а. Нет, нет, давайте мне, невестушка!

М а р а с у л ь. Я шучу. Дайте только нож поострее.

Н а с и б а (садясь рядом с Зухрой). Как я соскучилась по вас, тетушка!..

М а р а с у л ь (беспокойно). Насибахон, вам надо побыть у котла, идите-ка!

Н а с и б а  уходит.

М а р а с у л ь (режет лук). Дом отдыха никуда бы не делся, а свадьба племянника бывает раз в жизни.

З у х р а. Слышала я про твою свадьбу, слышала… хорошо, что меня не было. Не охотница я до старых обрядов.

М а р а с у л ь. А что же в нашей свадьбе старообрядного? Вино, водка, артисты…

З у х р а (в тон Марасулю, перечисляет). Мулла, венчание по корану…

М а р а с у л ь. Ах, это… Это ради мамаши.

З у х р а. Видать, твоей мамаше захотелось старины, как беременной женщине кислого?

Ф а т и м а. Эй ты, богохульница! Что же худого, если сын оправдывает благословение и надежды матери и близкую смерть ее скрашивает?

З у х р а. Ты только о себе и думаешь! О своей загробной жизни! Пусть все пойдет прахом, лишь бы тебе была загробная жизнь! Однако не больно ты туда торопишься…

Ф а т и м а. Сама торопись.

Входит  Х у м о р х о н  и раскланивается с Рохилей и Зухрой.

(С ненавистью глядя на Зухру.) Пожалуйста, Хуморхон, заходите.

Х у м о р х о н (Фатиме). Тетушка, можно, я оставлю свои вещи у вас?

Ф а т и м а. Можно, можно.