З а р г а р о в (быстро и беспокойно перелистывая альбом). Сейчас, сейчас… А, вот, нашел! Пишите! (С пафосом.) «Товарищи! До Великой Октябрьской социалистической революции…»

М а р а с у л ь. Голос вам еще понадобится, берите тоном ниже, ака.

З а р г а р о в. Совершенно верно! (Немного понизив голос, но все же с пафосом докладчика.) «…Женщины были совершенно бесправны…» Вот теперь напишите, что вы хотели сказать, а именно: «Они были рабынями своих мужей. Теперь женщины обрели равные с мужчинами права и пользуются полной свободой». Гм-м… А не лучше ли вырезать весь этот кусок до сих пор и целиком приклеить, а? Водится в этом доме клей?

М а р а с у л ь (кричит). Насиба! Где-то там был клей, найди и принеси его сюда! Ножницы тоже…

Голос Насибы: «Сейчас».

З а р г а р о в. Нну-с, теперь что будем писать? (Перелистывая альбом.) Ага, вот тут имеется высказывание Чернышевского, вырежьте его и приклейте туда же! Кстати, а где теперь работает товарищ Чернышевский? (Задумавшись.) Вот поди же ты, вертится на кончике языка, а никак вспомнить не могу! Ну ладно, вспомню потом. Нну-с, дальше что мы напишем?

Марасуль и Заргаров сидят и думают, Н а с и б а  приносит клей и ножницы, видно, что она занята стиркой.

Н а с и б а. Вот… (Уложив ребенка в люльку. Марасулю.) Платок у вас чистый?

Марасуль машет ей рукой: дескать, не мешай нам думать, и отдает ей грязный платок, затем молча протягивает ногу и показывает на носки. Насиба начинает стаскивать с его ног носки. Голос Фатимы: «Невестушка-а!»

Иду…

М а р а с у л ь. Пишите! «Тысячи и десятки тысяч наших женщин и девушек…»

Насиба собирается уходить, но ребенок начинает плакать.

Да убери ты его отсюда! Не видишь, люди работают!

Н а с и б а  берет ребенка и уходит.

Вот что еще надо добавить: «Для воспитания здорового и сильного подрастающего поколения…»

Входит  Ф а т и м а  с бидонами в руках, она спотыкается, бидоны с шумом падают. Все вздрагивают. Фатима собирает свои бидоны и выходит на улицу.

З а р г а р о в. Гмм… времени осталось в обрез…

Х у м о р х о н. Послушайте. Что вам, впервые, что ли? Скажите что-нибудь, и дело с концом! Стоит мучиться, писать, вырезать, наклеивать!

М а р а с у л ь. Верно! В таких случаях достаточно несколько заковыристых фраз, вот вам и доклад!

З а р г а р о в. Верно-то, верно! Но хочется, чтобы люди цитировали меня: «Так сказал товарищ Заргаров!», «Так говорил Ахаджан-ака!»

М а р а с у л ь. Ну и черт с ними, пускай не цитируют, беда большая!

З а р г а р о в. Ладно, уговорили! Это верно. Была бы канва, а там и слова сами найдутся, только успевай говорить! Идемте, Хуморхон, достаньте мой новый костюм и соломенную шляпу.

Х у м о р х о н. Вот какой вы! Я должна вам даже пуговицы застегивать. Эксплуататор! (Уходит.)

З а р г а р о в (уходя, Марасулю.) На то и жена, чтоб застегивать мужу пуговицы! (Уходит.)

Появляется  Н а с и б а  с ребенком, ребенок плачет.

М а р а с у л ь. Эй, послушай, дадут мне наконец покой в этом доме?

Н а с и б а. Но ведь ребенку нездоровится!

М а р а с у л ь. Оттого и нездоровится, что плачет, успокой его — и болеть перестанет!

Н а с и б а. Что вы за человек!

М а р а с у л ь. Ого, у тебя кажется, отрастает язык? (Уходит.)

Входит  Ф а т и м а.

Ф а т и м а. Невестушка-а! (Ставит пустой бидон перед собой.) Не дала мне продавщица два бидона молока, чтоб она сдохла молодой! Молока ей девать некуда, а больше одного бидона не дает. Идем, тебе отпустит… Идем же!

Н а с и б а. Нет, мамаша, я… не пойду!

Ф а т и м а. Да ведь всего-то пройти два шага. Бери с собой ребенка — отпустят без очереди.

Н а с и б а (решительно). Нет, мамаша, не пойду я!

Ф а т и м а. Да я же не прошу тебя ходить каждый день, только сегодня!

Н а с и б а. Довольно, мамаша! Не стану я покупать в колхозном ларьке молоко, которое вы потом перепродавать пойдете.

Ф а т и м а. Ну что ж, сиди, а я, старая, пойду! (Плаксиво.) Горькая моя судьбина: вырастила сына, женила на свою седую голову. (Надевает паранджу и, схватив бидон, уходит.)

Голос Фатимы: «Поглядите, люди добрые! Замучила меня сноха, замучила до смерти!»

Н а с и б а (укачивая ребенка). «Небо спит, звезды спят, спи и ты, малышка». (С трудом сдерживает слезы.) «Небо спит… звезды спят…» (Горько плачет.)

Входит  З у х р а.

З у х р а. Насиба…

Насиба поднимает голову и, увидев Зухру, старается сдержать слезы, но обида переполняет ее сердце, и, плача, она бросается в объятия Зухры.

Что случилось, моя голубушка? Скажи мне…

Н а с и б а. Что теперь говорить… Нечего… Предупреждали меня подружки мои… Тогда мне казалось — завидуют. Говорили, предупреждали меня и учителя мои! Куда я попала? Среди каких людей живу? И ради этого бросила я школу, подруг!..

З у х р а. Заблудившегося медведь загрызет, одинокого волк заест, говорят. Опомнилась ты, это уже хорошо!

Н а с и б а. Лучше умереть, чем так жить!

З у х р а. Что ты! Все это не так страшно. Ты споткнулась только, не упала же! Поднимешься и пойдешь рядом со своими подружками в ногу. Все зависит от тебя самой. Прав твоих никто не отнимал. Слова твои найдут слушателей, рука твоя найдет руки друзей. Вот нам было трудно в твоем возрасте! (Задумчиво.) Наши стоны не доходили даже до ушей родителей. (Неожиданно, страстно.) Не плачь, слезами никто ничего не добивался. Идем!

Н а с и б а. Куда?

З у х р а. В клуб. Ахаджан-ака, товарищ Заргаров, делает доклад о советской семье. Послушаем, что он скажет.