Прислушиваюсь к шелесту шагов,

Когда идешь на позднее свиданье.

Не смею я ревнивою мечтой

Следить, с кем ты. Но у дверей угрюмо

Стою, и полн единой думой:

Как счастлив тот, кто в этот миг с тобой!

Твой верный раб, я ожидаю снова

Плетей. И ничего иного…

- Это твои стихи, Моран? Мне они кажутся смутно знакомыми, – спутница юноши снизошла до его стараний, очаровательные пухлые губы раздвинулись в поощрительной улыбке.

- Я их сочинил сегодняшней бессонной ночью! Я мечтал… - и тут его голос окончательно сел.

- Ну же, смелее, Моран! – подбодрила красавица.

- Быть рабом прекрасной женщины, женщины, которую я люблю, которая меня связывает и наносит мне удары, топчет меня ногами, отдаваясь другому! – эти слова неожиданно звонко прозвучали во внезапно возникшем моменте тишины.

Наемник, как раз поднесший стопку ко рту, поперхнулся и громким фонтаном выплюнул вино, закашлялся, маскируя смех.

Пунцовый от возникшей неловкости юноша резко развернулся к наемнику: «Я сказал что-то смешное, мессир?»

Не менее пунцовый, наемник смешно замахал руками.

- Упаси Единый, мессир! Трактирщик, каналья, во всем виноват! Я из-за него чуть не проглотил таракана! А о чем Вы говорили?

- Пустое, мессир, я глупо принял Ваш кашель на свой счет, - юноша постарался вложить максимум достоинства в короткий кивок.

- Бывает, мессир, бывает. Мы все люди, людям свойственно ошибаться, - философски заметил наемник и тут же заорал. – ТРАКТИРЩИК!!!

Посчитав разговор законченным, юноша вновь повернулся к своей спутнице.

- У Вас странные фантазии, Моран, - произнесла она безупречно светским тоном. – Юные леди, вы закончили? Нам всем пора в спальню. Моран, спокойной ночи, спасибо за компанию за ужином. До завтра.

Грациозно поднявшись из-за стола, она величаво направилась к лестнице на второй этаж, девушки беспрекословно пристроились за ней след в след, как цыплята за несушкой.

Оставшийся в одиночестве юноша одним глотком осушил стоявший перед ним бокал и подпер голову руками, вцепившись в пышные курчавые волосы тонкими нервными пальцами, позой и лицом изображая безмерное отчаяние.

***

Старшина караванной стражи выбрал идеальную позицию с точки зрения безопсности – за спиной стена, в поле зрения оба зала и входная дверь. Даже дверь на кухню он мог увидеть, лишь слегка повернув голову влево.

Меняла в характерной шапке на гладко выбритой голове беспечно сидел спиной к входу и боком к громадному камину, наслаждаясь теплом, и о чем-то доверительно беседовал с наемным воином, возглавлявшим охрану каравана.

Тот внимательно слушал нанимателя, но глаза его в этот момент блуждали по «низкому» залу, наблюдая за поведением парочки, которую погнали из-за стола караванщиков. Те несколько раз пересаживались, каждый раз стараясь оказаться за спиной охранников и возчиков, но те только ели и не вели никаких разговоров. Наконец, справившись наконец каждый с кружкой пива, они пошептались и двинулись к дверям.

В этот момент старшина караванной стражи поймал взгляд одного из своих людей и глазами показал на пробирающихся к выходу пропойц. Тот молча поднялся и вышел следом, а старшина вернулся к беседе с менялой.

***

Менялы были странным народом, живущим везде и нигде.

Никто не знал, откуда они родом, но в каждом крупном городе, на каждой ярмарке можно было найти палатку или лавку, над входом в которую был нарисован круг, разделенный на шесть секторов – символ денег и достатка. В лавке взвешивали и меняли монеты, давали деньги в рост и под залог, принимали залоговые письма-поручительства от путешественников, не желающих подвергаться риску, перевозя большие суммы наличности. Большинство откупщиков[2] коронных и местных сборов тоже происходили из менял.

Жили они замкнутыми семьями, женились лишь среди своих, и на людях – и мужчины и женщины – одевались в длинные, до пят, свободные одеяния с широкими рукавами, похожие на халаты. Мужчины брили головы и лица, на макушке носили характерные войлочные шапочки, похожие на квадратную коробочку, женщины – платки гладкого темного окраса. И мужчины и женщины на людях носили полупрозрачную вуаль, прикрывавшую нижнюю половину лица и нос.

Была у них своя, особенная магия.

Никакому, самому искусному, писцу не удалось ни разу подделать залоговое письмо менял.

В любой части мира – в Империи, Степи, в Халифатах, на Архипелагах – можно было зайти в лавку менялы и получить свои деньги. И наоборот – обменять свои деньги на волшебный лист и спокойно отправляться в путь. Залоговые письма не похищали. Это было бесполезно. Получить монеты мог лишь хозяин письма. Иногда залоговые письма писали на родственника или делового партнера. В этом случае личность получателя должен был заверить представитель местного магистрата.

И большие проблемы ожидали того, кто попытается отнять у менялы деньги. Сокровищницы свои они защищали надежно – и силой оружия и магией.

Но иногда возникала необходимость перевозки либо больших ценностей или большого объема документов. Например, когда надо было внести в императорскую казну откупленные налоги за целую провинцию. В этом случае снаряжался денежный караван и на его охране никто не экономил. Потому что желающих сорвать такой приз находилось с избытком.

Но никто не мог знать до последнего мига, что в захваченном караване – настоящие деньги или бесполезные похитителям бумаги. Не знали этого и те, кого нанимали охранять караван. А нанимали – лучших…

***

Достаточно уверенно выйдя во двор, выпивохи будто разом опьянели от свежего воздуха. Переговариваясь преувеличенно громкими, «пьяными» голосами, они сообщили всем, кто мог бы их слышать, что им необходимо срочно отлить на их любимом месте, около забора.

Обнаружив на «любимом