– Понравилось?

От размеренной интонации чемпиона засосало в желудке, но я проигнорировала это ощущение и, выкинув использованное полотенце в плетёную корзину, повернулась к нему лицом.

– Что именно?

– Пихать язык ему в глотку.

Его почерневший взгляд из-под густых бровей искрил мощнейшей гравитацией и вызывал… некоторое беспокойство. Нет, я была в конкретной панике! Нас не связывали отношения, и я была вольна делать всё, что мне заблагорассудится.

Тогда откуда взялось это гадкое и совсем неуместное чувство вины?

– Конечно, – вызывающе вздёрнув подбородок, я скрестила руки на груди. – Мне очень приятно целоваться со своим мужчиной.

Немного лжи ему не повредит. Хотя…  Может, я наконец избавлюсь от необъяснимого наваждения и действительно обращу внимание на достойного человека: без багажа прошлого и неконтролируемой агрессии.

– Со своим мужчиной? – Максвелл склонил голову набок, а у меня случился приступ. Возбуждение, перемешанное с азартом, разлилось внизу живота и страшно пугало. Внутри творилось какое-то безумие. Хотелось подчиниться, и в то же время биться до конца.

– И давно он стал твоим мужчиной? – голос сочился сарказмом.

– Не твоё дело.

Я чувствовала его злость. Видела её. Ощущала каждой клеткой напряжённого тела. Но помимо неё было что-то ещё. То, что он пытался скрыть. Возможно, моя фантазия разогналась и, не видя преград, на всей скорости летела вперёд. Но я больше склонялась к варианту, где моя интуиция действительно нащупала нечто стоящее, и мужчине передо мной есть что сказать, помимо осуждающих фраз.

Я ждала, а он молчал. И это молчание тисками сжимало всё ещё чего-то ждущее глупое сердце.

– Ты… – решившись на жалкое уточнение, я очень больно пнула гордость. – Правда вернулся к ней?

В ожидании его ответа было страшно даже моргать.

– Да.

В повисшей паузе мой вопрос разлетелся на тысячи крошечных «почему».

Получив неопровержимые доказательства тому, что моя интуиция – полное дерьмо, я растянула губы в неестественной, резиновой улыбке.

– Ты такой лжец, – я заторможенно покачала головой. И на этого мудака я тратила свои мысли? Он не стоил ни одной. – Уходи.

Максвелл продолжал стоять и сверлить меня взглядом. Подходить не спешил, а, может, не хотел. Я больше не собиралась лезть в его голову, искать нужные провода и пробовать их соединить. Этот диалог не имел продолжения, и, поскольку ждать рыцарства от Уайта было неимоверно тупо, я предпочла первой покинуть комнату. Но резко выставленная перед моим лицом рука заставила замереть на месте.

– Не появляйтесь больше в клубе и не общайтесь с Аланом. Он не тот, за кого себя выдаёт, – жёстко проговорил Уайт, а надежда на абсолютно другие слова совершила огромный прыжок веры и разбилась в лепёшку прямо у наших ног.

Я повернула к нему голову, чувствуя на левой щеке вкус чужого дыхания. Мята с примесью табака.

– В филантропа будешь играть со своей девушкой… или женой. Не знаю, кем она тебе приходится. Но в мою жизнь не лезь, – отчеканила я, стараясь в опасной близости контролировать равномерную протяжённость вдохов.

– Я серьёзно, Эм. – В насквозь пронизывающем взгляде сгустилась тьма, а ползущие по предплечью голубые венки вздулись от напряжения. – Слушай, что я говорю. Алан опасен.

– Может, меня заводит опасность, – дерзнула я, по макушку утопая в дымчатом аромате. Он горчил, туманил голову, и у меня с трудом получалось улавливать суть его самонадеянных команд.

Глаза чемпиона полыхнули недовольством, и я, мысленно вооружившись сборником самых жестоких и обидных фраз, готовилась отбить каждую его атаку. Но Максвелл не спешил нападать. Он неожиданно мягко положил ладонь в основание моей шеи и плавно проехался пальцем вдоль позвонков, насквозь прошивая нервы колючим разрядом тока.

– Не злись, – тихо попросил Уайт, но играющие под кожей желваки опровергали наличие истинного спокойствия. Он сдерживался? Зачем?

В поиске ответа на свой вопрос я исследовала взглядом его лицо и, достигнув чувственных губ, не спешила двигаться дальше. Они притягивали, и даже обветренных, с паутиной мелких трещин, мне безумно хотелось коснуться их.

Залипнув на узорчатой сетке, я очень опрометчиво забыла про все защитные барьеры, и Максвелл, мгновенно воспользовавшись этой слабостью, беспрепятственно вжал меня в стену. Это самоуверенное действие разбудило раненую гордость. Она заверещала похлеще сломанной сигнализации, и, чтобы уберечь от ошибки поплывшую от чужой близости хозяйку, была готова на всё.

Упёршись ладонями ему в грудь, я состроила самое презрительное выражение лица.

– Ты до сих пор полагаешь, что имеешь для меня значение, Уайт? Спешу огорчить. Это было помутнением. Болезнью. Галлюцинацией. Выбирай, что больше нравится. Теперь я выздоровела. И неужели ты думаешь, что вместо ночи с великолепным мужчиной, ожидающим меня в зале, я выберу обжимания по туалетным углам с парнем, который пихает свой член в низкоинтеллектуальных шлюх?

За те несколько секунд, что потребовались мне для полного изложения мстительной речи, я успела испытать все уровни паники.

Рука на моей шее превратилась в камень, а угольная радужка полыхнула нездоровой искрой.

– Ты всё так же не следишь за словами, Эм, – прошептал Максвелл и, сократив расстояние, первобытно втянул воздух возле моих волос. Пульс загрохотал так, что, казалось, своим бешенством пробьёт пол под нашими ногами. – От тебя пахнет чужим. Меня это расстраивает, – он скосил губы в жуткой ухмылке. – Предлагаю исправить эти недоразумения.

Я не успела даже пискнуть, как он резко развернул меня и, намотав волосы на кулак, склонил над раковиной.

– Небольшой воспитательный момент, – агрессивно процедил Уайт и грубо надавил локтем между лопатками, одним уверенным движением пресекая все мои попытки выпрямиться.

В его голосе было столько злобы, что я опасливо затихла, вслушиваясь в природу шорохов над моей головой. Но, когда возле лица хлынула вода, а моих губ коснулась его ладонь, перепачканная мылом, я яростно замотала головой, пытаясь уйти от неприятного прикосновения.

– Не дёргайся, Эм. – Максвелл тщательно намыливал мне рот, а я, опасаясь, что гадость попадёт в горло, могла только мычать сквозь плотно стиснутые зубы. – А то у меня встанет, и наказание превратится в приз.

Я отчаянно заскребла ногтями по столешнице, и один из них, не выдержав натиска, треснул. Палец взорвался болью, и я, беспомощно проскулив, попыталась пнуть своего мучителя, но он лишь коротко рассмеялся и, сдавив мне щёки, скользнул двумя пальцами внутрь. Нажал на язык, вызывая рвотный позыв.

– Когда-нибудь это будет мой член. Начинай привыкать, – его голос прорвался сквозь хрипы. – Укусишь – обещаю, трахну тебя прямо здесь. – И показательно упёрся пряжкой ремня между моих ягодиц.

От жёсткого давления кожа между лопатками пылала огнём. Слизистую рта разъедала противная горечь, и я, не контролируя процесс, машинально сглатывала, ощущая, как по пищеводу