– Я анализирую тебя как мужчина. Мою спутницу что-то тревожит, и я, как истинный джентльмен, обязан узнать причину.

– Всё в порядке. Ты так и не рассказал, откуда ты знаком с Алексом. – Моё чрезмерное любопытство стало прекрасным поводом сменить тему.

– Наши семьи общаются давно, – туманно ответил Леон. – Одна сфера: он производит лекарства, мы лечим.

– Это всё? – я скептически приподняла бровь, чувствуя проснувшегося и потирающего ручки сыщика.

Миллер был здесь единственной фигурой, которую хотелось разгадать. Но один его взгляд отбивал всякое желание задать вопрос. Слишком давящий и какой-то замораживающий. Вивиан на его фоне выглядела тёплым солнышком, и я не представляла, что между этими разнокалиберными людьми может быть общего.

– Такого сотрудничества мало для того, чтобы попасть в столь близкий круг, доктор Кауфман, – заумно изрекла я.

– Ты права. Моя троюродная сестра была первой женой Ричарда… И матерью Алекса…

Такого откровения я не ожидала, и в нетерпении навострила уши, желая скорее услышать продолжение.

– Несчастный случай на дороге, она умерла…

Мой взгляд упал за мужское плечо… И…

Время застыло. Пространство исказилось. Сузилось. Пошло рябью.

Я больше не слышала Леона. Не смотрела в его тёплые глаза.

Я смотрела в другие. В те, в которых нет конца. Те, что могли залезть очень глубоко и оставить след. Те, что горчили.

Я исправно посещала психотерапевта и принимала лекарства, а, значит, Максвелл Уайт никак не мог быть галлюцинацией.

Засунув руки в карманы классический чёрных брюк, чемпион стоял, прислонившись бедром к колонне, идентичной нашей, и смотрел прямо на меня. В простой белой рубашке с подвёрнутыми рукавами он очень сильно выделялся на фоне других представителей мужского пола, как под копирку одетых в вечерние костюмы-двойки. Основательно рассмотрев загорелый треугольник кожи, образованный не по этикету расстёгнутыми тремя верхними пуговицами, я тяжело сглотнула.

– Эмили, – голос Леона привёл меня в чувство, и я сфокусировала свой взгляд на его встревоженном лице. – Всё в порядке? Ты побледнела.

– Прости, – я с трудом выдавила подобие улыбки. – Кажется, я подвисла. Повторишь?

Кауфман продолжил рассказ, а я не слышала ни единого слова, снова и снова возвращаясь взглядом к Уайту, который нагло и развязно пачкал меня чернотой своих глаз. Мне захотелось наколдовать веер и обмахаться со всех сторон, потому что от столь острого и обжигающе проникновенного изучения горела даже грудная аорта.

Леон мог обернуться в любой момент и узнать причину моей горячки. Я этого не хотела, и, чтобы не вызвать подозрений, активно кивала головой, параллельно разрабатывая глобальную стратегию по борьбе с противоречивыми чувствами.

В какой-то момент во всём этом душевном хаосе мне удалось нащупать радость. Я радовалась его присутствию, и это осознание мгновенно подняло бурю протеста, а следом запустило необратимый процесс, в котором родилась гадкая мысль. Она была мелочной, мстительной и безумно желанной.

Лёгкая дрожь предвкушения охватила тело, когда я, не думая ни секунды, положила ладонь на крепкое плечо доктора. Реакции не поступило, и я играючи пробежалась пальцами по ткани его пиджака.

Леон замолчал и слегка приподнял бровь, не понимая смены моего настроения. Я никогда с ним не флиртовала, и, наверное, это выглядело очень странным и неуместным. Но, даже понимая всю абсурдность своей затеи, я не собиралась останавливаться. Моя актёрская карьера началась прямо сейчас, и я ни за что не уйду отсюда без Оскара.

Мои вконец обнаглевшие пальцы поползли по открытой зоне шеи Леона, и он, шумно выдохнув, обвил рукой мою талию.

Не ёкнуло. Я вообще ничего не почувствовала. Все мои мысли занимал ракурс, с которого Уайт не должен был пропустить ни секунды импровизированного спектакля.

– Что ты делаешь, Эмили? – голос доктора звучал хрипло.

Я вжалась в его тело своим и облизала губы, касаясь кончиком языка ушной раковины. Мужская рука на моей талии отяжелела, а в глазах чемпиона вспыхнуло нечто демоническое, до ужаса будоражащее все мои внутренности.

– Тебе не нравится? – прошептала я Леону, не отрывая взгляда от Уайта. Чемпион стоял слишком далеко, чтобы расслышать слова. Но достаточно для того, чтобы разглядеть говорящее прикосновение, движение губ, язык тела.

– Ты знаешь, что да. – Ничего не подозревающий доктор притянул меня ближе, а меня внезапно охватил стыд.

Что я творю? Зачем так поступаю? Леон точно не заслуживает быть использованным.

Но эту благородную эмоцию проглотила злость, когда на губах Максвелла расползлась неприятная ухмылка. В мужских глазах сверкнула насмешка. Уайт не верил, что я могу зайти дальше? Во всей его позе так и читалось: «Мелко, Эм. Слишком мелко».

Мелко? Нырнём глубже.

Я почти невесомо мазнула губами по щеке Леона, а затем поцеловала.

Затишье… короткий миг… И он, забыв о всех приличиях, жадно вторгся языком в мой рот. Прижал к колонне. Смял губы.

Я поддавалась, следовала за ним, но не ощущала вкуса. Сыро, пресно.

Никаких чувств. Здесь. Между нами.

Но какие фейерверки взрывались за кадром.

Максвелл перестал притворяться бесчувственной статуей. Выпрямился. Усмешка растаяла. На жёстком лице восхитительно забурлила злость. Злость, которой я добилась трудом и потом.

В голове зазвучали придуманные овации моему гениальному плану. Жертва не осталась равнодушной к провокационному концерту, и стоило скакать бы и прыгать от восторга, но вместо счастья меня по новой захлестнуло чувством вины.

Жалкие манипуляции для проверки на вшивость были совсем не для меня. Осознав ошибку, я резко разорвала поцелуй и сделала шаг назад.

Леон порывисто дышал и сверлил меня тяжёлым взглядом. Мне стало дурно. Аморальный поступок, не присущий моей натуре, давил на совесть, и я, так и не придумав ничего лучше, пробурчала что-то о припудривании носа и понеслась в уборную.

Кинув сумку на специальную полку, я расставила руки по обе стороны от раковины и посмотрела в зеркало: опухшие губы и блестящий взгляд, вызванный вовсе не возбуждением. Пригладила растрепавшиеся волосы и открыла кран.

– Идиотка. Ты полная идиотка, Эмили! – приговаривала я, усердно намыливая руки, словно таким образом смогу отмыть запятнанную собственной тупостью честь.

Дверь, которую мой воспалённый мозг забыл запереть, открылась. Пульс подскочил к самой глотке и запрыгал как сумасшедший, когда Максвелл Уайт, не повторив моей ошибки, дважды повернул по кругу нужный механизм.

В комнате воцарилась тишина, а от полного штиля в мужском взгляде помещение уменьшилось втрое. Стало сложно дышать, и я, нервно закрутив кран, схватилась за полотенце.

– Ты не видишь, что тут занято? – Позорную дрожь в голосе скрыть не удалось.

Стук моего сердца звучал как колокол в церкви. Громко, звонко, пуская вибрации по телам, шепчущим молитвы. Я тоже прочитала