— Похолодало. Если бы мы сейчас свалились с откоса, пришлось бы тяжелее.

Павел хмыкнул.

— Может, ты хочешь пройтись? — спохватился Алексей.

— Да.

Выпутаться из одеяла оказалось легко, а вот одеться и обуться уже тяжелее. Благо, Алексей поторопился достать из-под кровати его сапоги. До сих пор, стоило наклониться и резко подняться после, как начинало тяжёлым молотом стучать в голове, но на этот раз удалось избежать. Потому он смог встать и уверенно дойти до двери, где на крючке висела его шерстяная шинель.

— Ты пойдёшь так? — Алексей был удивлён. Ведь на улице всё же зима.

Не торопясь отвечать, Павел накинул шинель поверх халата и осторожно сунул руки в рукава:

— Да.

Алексею хотелось сказать, что он недостаточно тепло одет и в таком случае лучше вообще не выходить на улицу, но задеть Павла сейчас было куда хуже, чем возможный вред от небольшой прогулки, поэтому все слова Алексей проглотил. Подошёл насколько быстро, насколько позволяла нога, распахнул перед Павлом дверь и предложил ему руку. Когда Павел после недолгого раздумья взял его под руку, он замер, боясь спугнуть, а потом осторожно повёл на улицу, подстраивая свой шаг под его. Из-за разницы в росте длина шагов тоже была значительной, но трость замедляла, так что ему удалось идти в одном темпе с братом.

Лестница с крыльца была небольшой, так что они благополучно преодолели её и вышли на улицу. Снова пошел снег. Мелкий и крупинистый. Потянуло свежим ветром. Алексей встал так, чтобы закрывать собой Павла от ветра, а тот поднял ворот шинели, чтобы не надуло шею. Павел вдохнул холодный воздух. И такой температуры он всё равно был приятнее спиртного воздуха больничной палаты. Вытравить запах карболки из носа ему, пожалуй, не удастся ещё долго.

Алексей молча шёл, куда поворачивал Павел. Впрочем, надо заметить, что поворачивать было особо и некуда, так что они неспешно шли по бульвару. На плечах и фуражке Павла начал собираться снег. Пока ещё не таял и собирался в пушистые горки. Алексей убрал трость под мышку и, едва касаясь, смахнул снег с одежды брата. Отстранился, задумался и снял свои перчатки. Протянул их Павлу.

— Возьми.

Тот взял свободной рукой, не бросать же на землю, посмотрел на него и приподнял брови.

— А ты мёрзнуть будешь?

— Да что мне сделается, — Алексей неловко тихо рассмеялся.

Павел хмыкнул и надел перчатки, которые ему были большеваты, и это было заметно. Посмотрел на снова предложенную Алексеем руку. Кисти у того явно быстро замерзали на холодном ветру: краснели и теряли гибкость. Полнейшее безобразие. Но если он выбирал мёрзнуть, а не спрятать руки под борт своей шинели — что ж, его право.

Так под руку они прошли немного по бульвару, и, когда Алексей всерьёз начал задумываться отпустить руку и спрятать кисти в карманы, так как обдуваемая ветром кожа начинала чувствительно болеть, Павел вдруг присмотрелся куда-то вдаль.

— Это же там дом Елизаветы?

Алексей поспешил посмотреть туда же, где на самом конце бульвара можно было увидеть кровлю дома, в котором остановились Белинские.

— Да. Они там остановились. А ты откуда знаешь? Елизавета Михайловна рассказала?

Павел поправил фуражку и натянул чуть пониже, чтобы взгляд вспыхнувших глаз был прикрыт.

— Да так… Слышал где-то.

Большего Алексей от него так и не услышал, так что оставалось только удивиться осведомлённости Павла. Они прошли ещё немного, а потом повернули и направились обратно в больницу. Теперь дорога шла под уклон и Алексей старался сильнее вбивать в полотно подмёрзший дороги свою трость. Но вот она попала на особо твёрдый и гладкий ледяной участок, проскользила по нему, и не сумевший удержать равновесие Алексей начал падать.

Больную руку Павла чувствительно дёрнули. Стало ясно, что Алексей сейчас упадёт и увлечёт его за собой, что дорого обойдётся толком не зажившей руке, поэтому он не дал ему навернуться на спину. Вместо этого, толкнув, перенаправил теперь совместный полёт в ближайший сугроб на обочине дороги.

Рука была спасена, хотя болевых ощущений избежать всё равно не удалось. С пыхтением Павел поднялся и выбрался из сугроба, попутно сильнее утопив в снег Алексея. Отряхнулся от снега, который норовил промочить и так не сильно тёплую одежду. Посмотрел на барахтавшегося в сугробе Алексея. Вынырнуть из снега у того получилось, а вот встать на ноги — нет. Руки копались в снегу, пытаясь найти утерянную трость.

Павел огляделся кругом, узрел присыпанную снегом трость и поднял. Подошёл к Алексею и здоровой рукой рывком поставил его на ноги, крепко держа под локоть. Всунул ему в руку трость и сжал на ней его пальцы.

Глаза Алексея были полны тревоги. Он оглядел брата, тот внешне выглядел в порядке, но кто знает. Один раз он уже упал.

— Ты цел? Ничего не повредил?

— Нет. Но хватит на сегодня прогулок.

Алексей смотрел, как Павел повернулся обратно к больнице и пошёл неспешным шагом. Он крепко сжал трость и от всей души поблагодарил, но Павел не повёл и ухом. Идти Алексею стало тяжелее, заныла ранее подвернутая нога, так что налегать на трость он стал значительно сильнее, и можно было заметить, как в остающейся за ними чёткой цепочке следов ясно выделяются глубокие кружки. Впрочем, и следы от ног, и следы от трости в скором времени занесло снегом, так же как и тот разворошённый ими сугроб.

Когда они уже почти дошли до больницы, Алексей окликнул Павла.

— Может, зайдём в ресторацию? — кивнул на здание напротив. — Выпьем горячего чаю? В это время дня там почти никого не должно быть.

После недолгого раздумья Павел согласно кивнул и свернул к ресторации. В сенях снял перчатки и вернул их Алексею, припечатав их ладонью к его груди.

— Оставь себе, — Алексей растерянно подхватил перчатки.

«А, и оставлю. Хорошие тёплые кожаные перчатки», — подумал Павел. Забрал и убрал в карман.

Внутри им принесли булочек с маслом и хорошего горячего чаю. В молчании они поглощали еду. Но молчание не было неловким или напряжённым. Скорее спокойным. Алексей вытянул больную ногу, чуть вздрогнув, когда случайно задел ножку стула, и держал замёрзшими руками кружку. Наслаждался теплом и возможностью побыть в компании брата, не смущаясь при этом. Ему было хорошо. А Павел тоже расслабленно вытянул ноги и отпаивал себя чаем после валяния в снегу. Взятку в виде перчаток он посчитал принятой.