Шрифт:
Закладка:
— Когда я учился в кадетской школе… Иногда ходили слухи о таких историях. Но я не знал, что девушки могут так грубо…
Остановился и со смирением почувствовал, как щёки предательски краснеют.
— Ты считаешь всех девушек нежными фиалками?
— Я… Мне кажется, это неправильно пытаться быть тем, кем не являешься.
После некоторого молчания Павел всё же спросил:
— В смысле?
Алексей похолодел, подумав о том, как его слова мог понять брат.
— Они переодевались мужчинами, и отбрасывали приличия, и… равнодушно смеялись над другими. Я думаю, это неправильно.
— Они жили в своё удовольствие, разве нет? Не хотелось ли тебе хоть раз отбросить приличия и делать только то, что по душе? Или мундир давит?
— Приличия необходимы! Наш долг перед людьми должен быть залогом надлежащего поведения.
— Да ты что. Это тебе отец привил?
Алексей нервно укусил себя за губу:
— Нет! Отец ни при чём! Но поведение должно ограничиваться правилами, иначе мы превратимся в зверей.
— Тебе видней.
Алексей почувствовал, что сказал что-то могущее задеть Павла, но ему было так жаль Поля, что согласиться он никак не мог.
— Есть там ещё какие-то рассказы?
Алексей воспользовался возможностью перевести тему, которую предоставил ему Павел:
— Да, конечно.
Поспешил взяться за первый попавшийся, начало которого случайно откроется. «В порту», — перевёл он. Название одарило нехорошими подозрениями, и Алексей задумался над тем, что стоит прочитать нечто иное. Рассказы Мопассана он читал и с морячками общался, так что содержимое весьма вероятно представлялось далёким от безобидного. Алексей колебался, однако желание скорее замять предыдущую тему было слишком велико, а потому он приступил к чтению. То, что выбрать нужно было что-нибудь другое, он понял на описании злачных мест. От столь ярко освещённого порока стало неловко.
Павел внимательно слушал про заморских моряков и то, как Алексей с болезненным любопытством, преодолевая себя, продолжал читать дальше. Вот он перевёл, как рушатся люди под тяжестью свалившегося на них преступления, и буквы начали сначала размазываться, а потом и плыть. Кое-как, постоянно смаргивая, он дочитал до последних слов и умолк.
В палате было слышно, как где-то в углу стрекочет несмотря на зиму сверчок.
Алексею было ужасно страшно, как бы всё могло сложиться, не будь Павел мужчиной. Представлялись одни ужасы. Павел молчал и думал примерно в том же ключе.
Алексей поднял невидящий взгляд от книги:
— Я бы никогда!
— Что ты бы никогда? — голос звучал настороженно.
— Не поступил бы с тобой так.
— При чём здесь я? О чём ты вообще сейчас подумал, а?
Алексей совершенно потерялся. Стало ужасно стыдно. Растерянно шлёпнул губами и сдался что-либо объяснить. Тихо сказал:
— Забудь, пожалуйста.
Ответное молчание было красноречивее слов. Павел пригладился и посмотрел, как Алексей сидит и смотрит на свои колени. Вот он шмыгнул и сам испугался, не ожидая того, что выйдет так громко.
— Если тебе будет нужна помощь… какая угодно! ты всегда можешь обратиться ко мне.
Павел вздохнул и подумал, что Алексея слишком развезло. Конечно, он и сам подумал… о не слишком хороших вещах, но Алексей явно навоображал там что-то из ряда вон.
Алексей посмотрел на вздыхающего брата и нерешительно потянул руку к его плечу под внимательным взглядом тёмных глаз. Робко положил. Шерсть больничного халата заметно кололась в ладонь. Руку не скинули, но и ответного энтузиазма не проявили, однако Алексей воспринял это как толчок к дальнейшим словам:
— Я рад, что ты мужчина, брат.
У Павла на лице был чётко написан вопрос.
— А был бы женщиной, ты был бы не рад?
Алексей подобрал под себя ногу и ойкнул от боли. Поторопился сбивчиво ответить:
— Нет, конечно, был бы рад.
— М.
— Я обидел тебя? — Алексей окончательно запутался.
— Нет, что ты.
Алексей повертел в руках книгу:
— Наверное, ты устал, Павел? Мне стоит дать тебе отдохнуть?
— Ты даже трети книги не прочёл.
— Но, кажется, она не слишком тебе по душе?
— Пока что содержимое — не совсем то, что можно ожидать от любовной книжки.
Алексей погрустнел:
— Я понял, — и, видимо, под влиянием рассказа добавил: — Я никогда не платил женщинам за их благосклонность.
— У тебя и женщин-то не было.
— Павел!
— Скажешь, что я вру?
Он посмотрел на склоненную голову Алексея. Нехотя тот ответил:
— Нет, — и чуть погодя спросил: — А ты был с женщинами?
Пока он ждал ответ, Алексей успел проклясть себя за любопытство и за то, что не успел остановить свой язык.
— Хочешь подробности знать?
Чего хотелось, так это провалиться сквозь землю. Алексей покачал головой из стороны в сторону и неподвижным взглядом посмотрел на переплёт.
Павел подправил за спиной подушку:
— Есть там ещё какие-нибудь рассказы?
— Но, — Алексей остановился, чтобы лучше сформулировать мысль, — там же нет того, что ты ожидал от них?
— Тогда дочитай про Жози и Анри.
Сомнения одолевали Алексея. То, что брат не торопился выгонять его, хотя он наговорил лишнего, приносило значимое облегчение, но читать не хотелось. Совсем и вообще. Стыда он за эти чтения натерпелся больше, чем за всю свою жизнь. Но желание наладить отношения с братом победило.
— Я лучше переведу ещё один рассказ.
Павел согласно кивнул и откинулся на спинку кровати.
Алексей снова открыл книгу и теперь переворачивал страницы, молясь про себя, чтобы на этот раз попалось что-то действительно невинное. Название «Папа Симона» ничего не предвещало, ведь что плохого может быть в рассказе с таким названием? А потому он уверенно и почти радостно начал его переводить. К концу первой страницы он понял, что теперь знает, что может быть плохого.
Пока Алексей давился чуть ли не каждым словом, Павел внутри мрачнел очень быстро, однако лицо держал почти неизменным. Оскорбления про безотцовщину довольно ярко всплывали в памяти. Так, словно он слышал их ещё утром. И не только про безотцовщину. Вспомнилось, как в казармах ржали как кони, прознав о его родословной.
Алексей дочитал до конца и держал взгляд на последних словах, боясь посмотреть на брата. Сказать было нечего. Тяжёлой, давящей волной накатило чувство вины.
Под весом скрипнула кровать, но слова проговорились легко:
— Поди отсюда нахрен со своей книжкой.
Алексей
