— Бра… Павел?

— Уйди.

Тяжело, с опорой на бедро Алексей поднялся. Потянулся за тростью и встал уверенней. Потоптался нерешительно на месте и бледный и грустный повернулся, чтобы уйти. Перешагивая порог, который сделать белым не могли никакие меры, остановился.

— Павел, — проглотил комок в горле, — можно я приду позже?

Павел промолчал и немного нервно пригладился. А Алексей продолжил:

— Я не хотел тебя задеть. Я не знал, о чём будет этот рассказ.

— Ага.

Всё, о чём в настоящую минуту думал Павел, это только о том, чтобы Алексей скорее ушёл, пока он не кинул в него хотя бы и сапогами, так удобно стоящими около кровати.

Поникший Алексей ещё раз посмотрел на него и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

Примечание к части

Намеренный анахронизм относительно творчества Ги де Мопассана.

Глава 8. Сугроб

Чай был на удивление хорош. Павел не мог разобрать все травы, но липа и ромашка определённо радовали вкус. Да и в целом, состояние начало улучшаться. Настолько, что ему окончательно сняли недавно снова возвращённые на руку лубки и сказали, что к выписке можно будет готовиться через три дня. Как раз, когда кончится его курс пиявок. Так что всё походило на то, что не зря он отказался от современных метод. Традиционные действовали не хуже. Вероятнее всего было конечно то, что это справлялось ещё молодое и крепкое тело, но против чаёв Павел определённо не был.

Железно брякнула ложка в кружке, когда он поставил её на тумбочку. Поправил своё одеяло, чтобы лежало ровнее, и перевёл взгляд на соловьём заливающуюся о своих любимых книжках Лизоньку. Признаться честно, он был удивлён подобной гостье. Она и ранее заносила ему книги и иногда сидела пару минут, но нынешний приход длился дольше обычного. Настолько, что даже ему это начало казаться несколько неприличным. И подозрительным. Однако он смолчал и отделывался от всех попыток втянуть в беседу привычной неразговорчивостью. Сейчас это было проще, чем в прошлые времена. Шрамы на челюсти достаточно красноречиво говорили вместо их обладателя.

В речи Лизоньки то и дело проскальзывали незнакомые слова, явно французского происхождения, на слух непонятные знакомому в основном только с книгами Павлу. Но он не переспрашивал, хотя и пытался узнать смысл по стоящим рядом словам. Подумалось, что от Алексея подобных выражений он никогда не слышал. Тот старался сделать речь понятной ему? Или считал его недостаточно развитым, чтобы понять?

Мысли об Алексее подтолкнули воспоминания о последней с ним встрече и оживили их. Давненько он что-то не показывается. Возможность того, что Алексей посчитал, будто ефрейтор Иванов недостаточно культурен и благовоспитан для его благородия неожиданно кольнула. Ну что ж, если в своём натуральном виде он вызвал такую реакцию, оно возможно и к лучшему. Лицо у Павла стало ещё более ничего не выражающим и подобным деревянной фигуре.

Лизонька почувствовала, когда внимание её и так несильно втянутого в разговор собеседника или скорее молчаливого слушателя совершенно ослабло. Прервала свои рассуждения о том, как может быть изменчив цвет глаз у всего лишь одного человека, и встала, разгладив юбки. Нянюшка, сидевшая у дальней стены и откровенно клевавшая носом, встрепенулась с небывалой бодростью. И, поспешив вежливо проститься, они удалились оказывать внимание унтер-офицерам, лежавшим в количестве трёх человек на другой половине госпиталя.

Проводив их довольно равнодушным взглядом, Павел осторожно почесал подбородок. Теперь бриться он был в состоянии и сам, а потому ничего критичного стандартам приличного вида на лице не было.

Спалось Алексею с последнего его разговора с братом плохо. Из головы не уходили мысли о третьей дуэли, которая в этот раз непременно бы закончилась его смертью. Неудачно он подобрал рассказ, ой как неудачно. И Павла заставил вспомнить о том, что тот вспоминать не хотел. Да и кто б такое хотел? Алексей тяжело вздохнул и вновь склонился над переводом немецкой статьи. Перо то быстро неслось по бумаге, оставляя ровные уверенные строчки, то нерешительно зависало над чернильницей. Статья была о новой модели прусской винтовки с нарезным стволом и переводилась с надеждой, что Павлу будет интересно. Спустя ещё пару часов и пару десятков вздохов статья была переведена и переписана набело. Алексей посмотрел на часы и начал спешно собираться к выходу. Он давно обещался нанести Анастасии Романовне визит, пока она почти что не поставила ему ультимативное условие. Тем более, он как раз попросил Лизоньку проверить, как там настроение Павла, и она уже должна была вернуться из госпиталя.

У Белинских его встретили радушно. Невольно подумалось, какой контраст по сравнению с тем, как его всегда встречал Павел.

Анастасия Романовна приказала подать чай и теперь с приветливой улыбкой смотрела на него. Красивые тёмные волосы были уложены в изящную причёску. Часть прядей была завита и намеренно выпущена, обрамляя лицо словно рамкой. Анастасия Романовна лёгким движением поставила чашку на стол и взяла в руки сборник нот.

— Алексей, скажите мне, вам ведь уже двадцать два года, понятно, что вы пока молоды, но не считаете ли вы, что пришла пора остепениться?

Осанка Алексея стала ещё прямее:

— Анастасия Романовна, о чём вы говорите? Вам же хорошо известно, что сейчас мне придётся получать особое разрешение на брак. У меня почти что ничего нет. Что я могу дать моей жене? Пока все мои помыслы направлены на служение отчизне. Верой и правдой служить ей, отдать все силы, а если будет и нужно, то жизнь.

Улыбка у Анастасии Романовны получилась, благо у неё был большой опыт, но такая, словно у неё очень болели зубы.

— Да, верно вы говорите. Это всё очень благородно, но и о светской жизни не следует забывать. Вы слышали, на Рождество здесь дадут бал?

О бале Алексей, конечно же, слышал, но надеялся, что скорая выписка, а затем и служебные дела дадут ему немало поводов избежать подобной повинности.

— Ах, где же ходит это непослушное дитя. Как ушла с самой зари, так и не видать с тех пор. Лизонька вам лучше о бале расскажет. Какая она милосердная девушка, вы бы знали. С тех пор, как мы сюда переехали, количество заготовленной ей совместно с местным женским обществом корпии не поддаётся счислению. А как внимательна она к каждому раненому. Правда, мне грешно было сетовать на неё.

Алексей уж было собирался согласиться со всем сказанным, которое он всецело разделял, как в прихожей послышались лёгкие шаги, а