– Остынь: по нему видно, что он равноправный, – неожиданно вступился за меня второй часовой. – Зубы все на месте, трезвый, чисто одет. Вы к кому?

– Очень приятно, что не у всех вас отсутствует воспитание, – с улыбкой поблагодарил я своего заступника.

За происходящей картиной наблюдал мой извечный спутник. При этом ничего не предпринимал, а только ждал, чем всё закончится. Потом, улыбнувшись, прошёл между моими потенциальными обидчиками и скрылся в здании.

Одиночество – моё нормальное состояние; оно преследует меня всю жизнь, и, если бы не мой необычный спутник, я давно бы сошёл с ума. Он постоянно меня куда-то направляет, даёт стимул и энергию. Даже то дело, за которым я пришёл в это место, как раз заслуга моего товарища. Уже не представляю, как бы я жил без него.

– Впустите этого человека, – донёсся командирский бас с верхнего этажа здания.

– Сэр, нам проверить его документы? – полюбопытствовал хам, выискивая повод, чтобы сцепиться со мной.

– Нет, лучше запомните его лицо. Если увидите этого парня на улице, обходите стороной, иначе есть риск досрочной демобилизации в пластиковом мешке.

Чувство юмора обладателя мощного голоса было поистине солдафонским. Все шутки – лишь о суровых мужчинах и о смерти. При этом все несмешные. Растерянные охранники расступились и дали мне возможность пройти. А несколько лет назад я бы не стал ждать приглашения – за такую дерзость я мог и кадык вырвать. Но в таком случае второй схватился бы за оружие, подумав, что я нарушитель, и мне пришлось бы убить и его. Хорошо, что я этого не сделал, ведь парень ещё не прогнил на этой работе окончательно. И поэтому мой спутник наградил меня одобряющей ухмылкой. Настолько хорошо меня знает, что с лёгкостью предугадал мою реакцию на происходящее. С годами я и правда становлюсь спокойнее. Или это просто старость, замаскированная под мудрость?

Зайдя внутрь, я подумал, что попал в рай. Лёгкая прохлада обволокла всё моё тело. У меня даже промелькнула мысль, что напрасно я отказался от всех этих благ, но, загнав соблазны поглубже, я стал подниматься по лестнице к человеку, чьё израненное тело когда-то вынес на себе из индонезийских джунглей.

Не успел я постучаться, как дверь распахнулась. Боевой товарищ, с которым мы пережили очень многое, расплылся в улыбке, и даже шрам в половину лица ничуть его не портил. Он крепко обнял меня, и я сразу же учуял запах алкоголя, что не могло меня не удивить: раньше он никогда не пил. Мы с ним были из числа тех немногих, кто полностью отрицал такой вариант расслабления. И это не раз спасало нас от смерти. Наверное, произошло что-то из ряда вон выходящее, раз этот волевой человек изменил своим принципам. После горячего приветствия он пригласил меня присесть. Мой спутник был уже в кабинете и стоял в углу, не привлекая к себе внимания.

– Рад тебя видеть, господин полковник, – сказал находившийся когда-то в моём подчинении капитан, а ныне командующий Внутриконтинентальными силами безопасности Австралийского континента. – Давно ты к нам не заходил! Неужели передумал насчёт работы?

– Ты ведь знаешь, что я никогда не передумаю, – улыбнувшись, ответил я. – Скажи мне лучше вот что: столько лет прошло, а ты почти не изменился, только вот раньше не пил, если мне память не изменяет. Что-то случилось?

Улыбка тотчас сошла с его лица. Подумав пару мгновений, он ответил:

– Понимаешь, подхожу к зеркалу – и себя не узнаю: вроде внешне всё то же самое, а внутри сидит уже другой человек. Знал бы ты, чем нам тут иногда заниматься приходится… Но не будем об этом. Тем более что в последнее время мы делаем всё реже и реже то, от чего меня коробит. Лучше ты расскажи, с чем пожаловал.

– Пришёл коррупцию в вашем ведомстве разводить, – иронично ответил я. – Мне нужна выездная виза.

– А ты, оказывается, коррупционер! – с ещё большей иронией заметил мой боевой товарищ. – Пиши заявление на моё имя – вот тебе бумага, форму ты знаешь, заполняй. Только бланки у нас старые, там ещё две тысячи восемьдесят седьмой год указан, зачеркни и исправь на две тысячи девяностый.

– Ты не понял, – сказал я, – мне нужна виза на Большую землю.

После этих слов улыбка с его лица ушла окончательно.

– Ты же знаешь, что это практически невозможно. Мне самому выезд туда редко одобряют. Все жёстко привязаны к своим поселениям. Я могу сделать тебе свободную визу для передвижения по всему континенту, но разрешение для выезда на Большую землю нужно согласовывать с главным Инквизитором. Других вариантов нет.

– Знаю, – настойчиво продолжил я, – вот и устрой мне с ним встречу.

– Легко сказать, – взволнованно возразил мой старый знакомый. – Я и сам неделями могу ждать, пока меня примут, а ты говоришь – устрой. Тем более что этот новый, которого два года назад прислали, уж очень странный. Казалось бы, за такое время все должны были с ним общий язык найти, а он, словно проверяя каждого, держит нас на расстоянии. С прежним всегда могли договориться. С ним всё было предсказуемо: проявляй лояльность к режиму, исполняй приказы, требуй того же от других. И тогда в случае чего и на твои прегрешения глаза закроют. А этот знает все тёмные и слабые стороны каждого из нас, а сам при этом кристально чист. И команда его такая же. Подобные люди в один момент могут накрыть всех сразу. Боюсь я его, потому что в новые правила игры нас не посвящают. И значит, мы рано или поздно окажемся вне системы. Так и сидим, как на бочке с порохом, почти два года. Чтобы с ума не сойти, расслабляюсь чуть ли не каждый день. – Он показал на пустую бутылку виски. – Спиваюсь потихоньку. Господин полковник, во что я превратился? На войне я ничего не боялся, а тут каждый день просыпаюсь с мыслью, что именно сегодня за мной придут.

– А всё из-за того, мой друг, что на войне у нас совесть оставалась чистой. Правительство нам заранее подписало индульгенцию. Но потом ты согласился работать с новым режимом, а я нет. И теперь, рано или поздно, придут за нами обоими. Но я пойду на встречу с Богом со спокойным сердцем, а ты – нет. Именно поэтому мне в душной комнате общежития спокойнее, чем тебе в этой прохладной тюрьме. Возможно, после встречи с вашим загадочным Инквизитором я исчезну навсегда. А ты будешь до глубокой старости сидеть и ждать, когда же за