Отстояв очередь, мы купили билеты и направились в сторону воздушной гавани. Родители друга снова улыбались, вспоминая, как они были счастливы, когда все жили под одной крышей. Через пять минут мы подъехали к зданию аэровокзала. Несколько гигантских дирижаблей терпеливо ожидали, когда наступит время их вылета, величественно застыв в небе и демонстрируя гениальность человеческой мысли. Но даже если все лучшие умы цивилизации соберутся вместе, они не смогут дать ответ на главный для нас обоих вопрос: кто я такой или что я такое? Почему лишь только он один может слышать и видеть меня? И что случится, когда его сердце остановится навсегда? Я тоже умру? Будет ли это смертью в обычном человеческом понимании? А то, что сейчас происходит, – жизнь ли это? Или я просто часть его гениального разума, непонятного для этого мира? Но тогда почему я могу думать сам, независимо от него? Столько вопросов… Может, и не нужно их задавать – ответы придут сами, – а следует просто отпустить ситуацию и плыть по течению?

Я твёрдо знаю лишь одно: без разгадки моей тайны тяжело нам обоим. Уже и не помню, когда это началось и как так вышло, что в голове одного из лучших умов современности появился я. Всё произошло очень резко. Наверное, люди, которые теряют свои воспоминания, ощущают себя примерно так же: открываешь глаза и не понимаешь, кто ты и где находишься. Со временем начинают всплывать какие-то призрачные эпизоды. Я осознаю не только всё, что было с моим другом, но ещё и вижу, словно в тумане, обрывки чего-то неясного, непонятного, возможно когда-то пережитого. Догадываюсь, что всё это было наяву и происходило со мной. Вопрос лишь в том, когда и где…

Пробежав полсотни метров до двери, за которой на смену суровому морозу приходит столь желанное тепло, мы вошли в здание. На входе, как и во всех государственных учреждениях, висел огромный портрет Императора. Мой друг тепло попрощался с родителями, показал контролёру билет, и мы направились на посадку.

– Знаешь, – сказал он, – столько лет прошло, а меня до сих пор не покидает чувство радости, когда мы проходим вдвоём по одному билету.

После этих слов он улыбнулся, и это была именно та, настоящая, искренняя, столь редкая в последнее время улыбка. Доброе предзнаменование! Должно быть, важное решение уже принято им, просто ещё не озвучено. Но я знал, каким оно будет. И оба знали, что это решение перевернёт его жизнь. И мою, кстати, тоже…

Глава 2

Как же тут жарко! Эта мысль проносится сквозь сон каждое утро. Моя комната находится на солнечной стороне, и каждый раз я проклинаю знойное австралийское лето. Везёт тем, кто живёт на побережье: им хотя бы океанский бриз помогает не сойти с ума от жары. Я ещё отчётливо помню то время, когда не было дефицита электричества и в каждом доме имелся кондиционер. Но с годами эти воспоминания всё больше становятся похожими на красивый сон. Как же бездарно мы это потеряли!.. И теперь такие люди, как я, не могут позволить себе ничего, кроме бесплатных подачек от местного муниципалитета в виде одного литра пресной воды на человека в сутки да пары просроченных консервных банок со старых военных складов. А ведь много лет назад, когда срок годности на этикетках ещё не намекал на опасность для здоровья, я и сам их ел с большим удовольствием. Это было перед Большой войной, во время очередных учений, где мне и сделали предложение попробовать себя в армейской службе. Я, конечно, отказался, ведь как бы легко мне ни давались физическая подготовка и стрельба из всех видов оружия, моя уверенность в успехе своих научных исследований находилась на самом пике. Тогда я был счастлив. Я думал, что тёмные времена Средневековья прошли и мы уже достаточно мудры, чтобы не ввергнуть планету в хаос. Политическая напряжённость должна была ослабнуть со дня на день. По крайней мере, нам так говорили.

Каждое утро в моей голове крутится одна и та же мысль: почему я ничего не сделал, чтобы предотвратить всё это? Ведь я мог, но просто не захотел, надеясь на порядочность тех, чьей работой и было сохранение всего того, что было достигнуто людьми. И я говорю даже не о материальных вещах. В конце концов, мы не первые, кто лишился всего. Я имею в виду то состояние души, в котором хочется творить, хочется двигаться вперёд. Но всё пошло по другому сценарию, а когда моя вера в людей умерла окончательно, было уже слишком поздно.

Эти рассуждения прогнали мой сон. Уже несколько недель я не могу выспаться. Днём этому мешает сорокаградусная жара, а ночью – мысли, которые не дают мне покоя уже много лет. Впрочем, они мучают не меня одного…

Он, как всегда, сидел в кресле напротив кровати. К слову, это была единственная мебель в наших скромных апартаментах. Не было даже стола. Вернее, я нашёл ему другое применение, отдав одному хорошему человеку, который поставил его в небольшом читальном зале своего музея.

В комнате я жил один, и мне многие завидовали. Но все понимали, что герою войны не по статусу делить ночлег с кем-то ещё.

– Как спалось? – спросил меня мой спутник, сидевший в кресле.

– Как всегда, плохо, – ответил я хриплым после сна голосом.

– Не надумал воспользоваться своими старыми связями? – Он задавал мне этот вопрос каждую неделю, и обычно я оставлял его без ответа.

– Давно надумал, – неожиданно для самого себя ответил я. – Просто никак не решался начать. Ты ведь знаешь, что наша затея, скорее всего, в итоге окажется провальной. Но, с другой стороны, мне уже давно нечего терять.

И действительно, что меня тут держит? Мои товарищи давно лежат в земле, родителей у меня не было, а опыт, которым я в своё время так охотно делился со всеми, тут никем не востребован… Хотя нет, здесь-то он как раз жизненно необходим. Но не опыт в области астрофизики, а познания в искусстве вызволения людей из плена, в который мы все попали благодаря своей узколобости. А освободиться из него можно только одним способом – умереть. Да, в этом я большой мастер…

Всё-таки странная это штука – генетика! Ведь я должен был стать гениальным учёным. Для этого