– Когда тебя так «пнули», ты еще совсем не старым был. Почему стерпел?

– Из-за Саддама-сайида, – лицо Тарека при слабом освещении в подсобной комнате показалось Петру торжественным и слегка таинственным. – Он мне за эту проделку сына «Мерседес» подарил.

– И ты простил?

– Ты зря спрашиваешь так насмешливо. Тут не подходит слово «простил». У тебя есть дети?

– Сын, – признал Петр, понимая, что при любом раскладе Тареку до Мансура не добраться.

– Да? Ну тем более. Должен понимать, что детки не всегда приносят радость… Это от Зарифы? Хорошо, хорошо, молчу, – он поднял ладони. – Не мое дело, согласен… А Удей был вспыльчивым, кстати, как и Саддам. Но при этом Хусейн был великодушным.

– Ты о подаренном «Мерседесе»? Единство, свобода, социализм![40] Это к какому из трех пунктов относится?

– Зря ерничаешь. Машина была извинением, и только. Он не покупал людей. Мы и так были ему верны, потому что он – это мы.

Петр похлопал в ладоши и прокомментировал:

– И ты еще меня упрекал в излишней эмоциональности!

– Не заигрывай со мной. Ты хочешь что-то спросить, я же вижу. Тогда не ходи вокруг да около, – насупился Тарек.

– Как ты относишься к Хади аль-Амири?

– Зачем он тебе?! Он шиит, воевал против меня и моих братьев в восьмилетней войне на стороне чертовых персов, возглавляет Бадр[41]. Министр транспорта, а на самом деле контролирует слишком многое в правительстве Ирака. МВД полностью под ним, его возглавляет подчиненный аль-Амири по Бадру. И не только полиция в их руках, но и разведка. Вы что, хотите с ним вести какие-то переговоры? Вот в этом я точно не буду участвовать!

Петр поразился тому, как стремительно утратил невозмутимость его напарник. «Ого, а нервишки и у него имеются. Не стоит испытывать его терпение».

История с Недредом и стремление ему помочь навели на мысль, что Ваджи может не просто посодействовать в трудоустройстве незадачливого турка с помощью замминистра транспорта, но и устроить личную встречу с министром транспорта – влиятельнейшим человеком в нынешнем шиитском правительстве Ирака.

Хади аль-Амири и его шиитская армия активно противодействовали игиловцам, подставив плечо деморализованным правительственным войскам. Шиитам есть что терять, так же, как курдам, в отличие от суннитов-игиловцев. Вот эти две силы и противостоят ИГИЛ в борьбе за Ирак.

За спиной аль-Амири к тому же Иран, оказывающий ему активное содействие. Во-первых, Иран справедливо страшится нашествия ИГИЛ. Во-вторых, мягко говоря, не любит Ирак после восьмилетней войны. Старые раны, оставшиеся с той поры, при любом даже незначительном ненастье ломит – всплывают застарелые обиды. Но в данном случае Тегеран заинтересован, чтобы не было падения Ирака.

– Я считаю его врагом, – уже спокойнее добавил Тарек. – Вот против таких, как он, мы и боремся. Во время оккупации они были на стороне американцев. Бригады Бадра стоят на довольствии в Иране, у службы внешней разведки. Еще в какой-то степени я готов смириться с тем, чтобы использовать курдов в борьбе с игиловцами и другими бандами террористов, они хорошие бойцы, но шииты… Курды имеют договоренности о поставках нефти в Израиль. Это еще один довод за отстаивание своих территорий и Киркука в особенности. Они не хотят потерять источник финансирования, а Израиль – нефть. Поэтому Тель-Авив тоже нажмет на педали, чтобы не произошло катастрофы. Если кто и контролирует хаос – то они.

– Ты их не демонизируешь?

– В самый раз! – Тарек рубанул ладонью воздух.

Петр все же закурил, игнорируя недовольный взгляд напарника. Аль-Амири был полевым командиром, теперь двинул в политику и очень активно. Так, глядишь, и в президенты шагнет.

– А что ты говорил про своих приятелей, сидевших в лагере Букка? Там ведь и Абу Бакр аль-Багдади сидел.

– Алим Абдутавваб – мой подчиненный по Мухабарату, затем он был в нашей группе повстанцев. А в лагере были и другие, человек девять из нынешней верхушки ИГИЛ. Бунтовали против американцев и уже тогда сколачивали костяк будущей группировки. Во время мятежа в лагере они действовали очень слаженно. Алим говорил, что грамотная организация отчасти заслуга и его, и таких, как он, – бывших офицеров. В лагере сидело и много сброда, который попал туда за мародерство и насилие, а не за борьбу с оккупантами. По сути, тюрьма, но сажали в лагерь, как говорится, без суда и следствия. Хватали всех подряд, кто даже просто рядом с местом теракта оказывался или там, где шли боестолкновения повстанцев с оккупантами. В лагере будущие игиловцы начали практиковать казни несогласных.

– А куда трупы девали?

– Бросали у забора с колючей проволокой и охранникам говорили, что нашли убитого там. Убийц не искали. А вместо оружия во время бунта использовали чай. Да-да, чай. Его мочили и, смешав с песком, скатывали в шары, а затем сушили на солнце. Таким шариком можно сломать нос или зубы повыбивать. Сотни таких шаров и камней полетели в охранников, когда лагерь взбунтовался. Использовали и самодельные ножи. Американцы около часа пытались их успокоить, а потом открыли огонь на поражение. Алима ранили в ногу. Но он выжил и вернулся. Слегка прихрамывает, но только злее стал, ему на пользу.

– Он с ним общался?

– С аль-Багдади? – догадался Тарек. – Тогда никто не предполагал, какое будущее его ждет. Но, думаю, Алим при желании сможет вспомнить детали о нем. – Тарек подмигнул. – Я тебя понял, Салим-сайид.

– Надеюсь, ты меня не подведешь, – Петр встал и похлопал сидящего напарника по плечу. – Стихнет эта буря когда-нибудь?

* * *

Виолончелист Джамил Хафид играл Баха. На огромной сцене концертного зала аль-Хульд, что находится на правом берегу Тигра. За спиной музыканта восседал полукругом Национальный симфонический оркестр Ирака. Человек шестьдесят пять. После того как их театр американцы сожгли во время вторжения, они же, «благодетели», устроили музыкантов в багдадском Центре съездов в Зеленой зоне.

Баха сменили симфонии Мохаммеда Амина Эззата – дирижера и руководителя этого старейшего оркестра, созданного еще в 1959 году.

Горюнов ерзал в кресле, чувствуя себя как турист, который предполагал весь отпуск проходить в шлепанцах и шортах, а на него, обожженного солнцем, вдруг напялили костюм и бабочку. «Ну, про бабочку – это я загнул, – подумал он, поправляя не менее гадкую вещь – галстук-удавку. – Но ощущение идиотское. Это все Ваджи. Ничего ему толком поручить нельзя. Лишь с журналистом и помог».

Петр лукавил. Ваджи помог. Он договорился о встрече с министром транспорта, охраняемым, как первое лицо в