Шрифт:
Закладка:
– И хорошо, – Петр протянул пачку сигарет и дал прикурить Тареку от своей. – Али ни при чем. Давай сядем.
Они пошли в подсобку, сели на топчан. Чайник с шумом закипал, но про него оба забыли.
– Мы с тобой коллеги, и в этом ты был прав. Не вижу смысла скрывать это теперь, когда я знаю о тебе гораздо больше, чем успел узнать за три года нашего общения.
– Это звучит как угроза. – Тарек вальяжно улегся на левый бок, откинув простыни к стене, подпер рукой голову, а между собой и Кабиром поставил пепельницу.
Петр остался сидеть, но рядом с пепельницей на потертый ковер шлепнул папку, полученную от связного. Тарек посмотрел на нее и снова уставился в лицо друга.
– Я не собираюсь тебе угрожать, Ясем. Не вижу смысла. Напротив, я собирался просить тебя о помощи. Ведь ты же понимаешь, что нынешняя власть – это не те люди, которых ты и твои друзья хотели бы видеть во главе Ирака. Они ставленники американцев. Поэтому ты со своей группой сопротивления продолжаешь борьбу. Вы брали на себя ответственность за некоторые акции, проведенные против оккупантов, и ты выступал под своим настоящим именем. Ты не боишься, но твои люди, верные тебе до сей поры, стали сомневаться. Ведь так? Жизнь проходит, они бьются, как мухи попавшие в паутину, а все как прежде. Более того, их бывшие коллеги и друзья, ушедшие в ИГИЛ, теперь как бы на коне и даже пытаются захватить Киркук, нацелились на Багдад. Уже заняли некоторые города Ирака. Если они придут к власти, то не простят вас, пошедших другим путем – верности народу, партии БААС, свергнутому Саддаму, присяге, самим себе. И ты не знаешь, какие слова найти, чтобы убедить своих парней и мотивировать их на дальнейшую борьбу. Ваши потуги – капля в море. Денег нет, оружия… Ну, с оружием в Ираке, после всех войн, больших проблем не наблюдается, но все равно нужны деньги. Боеприпасы, медикаменты. У кого-то из бойцов семьи. А достойной работы для вас нет. – Петр затушил окурок и покачал головой: – Останешься ты скоро один, дорогой Ясем. И я не исключаю, что от бессилия и досады твои же бойцы тебя и прикончат. Не хотелось бы потерять человека, который был даже в личной охране Саддама какое-то время. Ты – носитель полезной информации, ты опытный контрразведчик, ты в какой-то степени просчитал меня, а это, хочется надеяться, не так просто.
– Пора переходить к главному, – посоветовал Тарек цинично. – В папке у тебя небось компромат? – Он встал и принялся заваривать чай в пакетиках. В цирюльне не было возможности прокипятить заварку, как багдадцы делали обычно.
– Не совсем, – ушел от ответа Петр. – Скорее, фото на память о твоей героической молодости. Посмотри, если хочешь. А потом лучше сожги. – Теперь и он расположился полулежа, чувствуя, что Тарек настроен на конструктивный разговор и, хотя пытается иронизировать, явно заинтересован в продолжении. – Мне кажется, что любой из вас, бывших офицеров армии или Мухабарата, многое бы отдал, чтобы снова вернуться к оперативной работе. В Ираке это невозможно при нынешней власти, и вы боретесь против нее. Но в ближайшие лет десять-пятнадцать на Ближнем Востоке будет раздрай и война с ИГИЛ – то в более острых фазах, то в тлеющей ее стадии. И не только с исламистами, но и с другими бандитскими группировками. Они плодятся, как грибы после дождя.
Петр замолчал и, обжигаясь, стал пить чай. Тарек тоже отхлебнул из своего стаканчика и ждал продолжения.
– Я знаю, что такое быть патриотом. Не говорить, что ты патриот, а быть им. Поэтому речь не завожу о том, чтобы предавать свою страну. Есть компромисс. Другие страны арабского мира, где ты мог бы продемонстрировать профессиональные навыки, всё, на что способен, без ущерба своим представлениям о чести. Да и против нынешней власти ты бы, наверное, не отказался поработать. Или я не прав? Может, ты хочешь быть, как тот парень в Тикрите, который покончил с собой, когда его не взяли добровольцем на ирано-иракскую войну? Ему поставили памятник у моста через Тигр – человек с винтовкой. А он мог помогать стране и по-другому, в тылу. Я бы сказал, что это памятник арабскому упрямству и просто человеческой глупости. Ты тоже хочешь разбиться в лепешку в бессмысленной погоне за прошлым? Никому и ничего не докажешь, ваше время ушло, и надо подумать о том, что ты можешь сделать для будущего своей страны и для себя лично. Ты это, в конце концов, заслужил. Выбирался из нищеты всю жизнь, добился положения в обществе и потерял в одночасье все… Мало кто выстоит и не сломается. Ты нашел выход в борьбе. Но признайся хоть самому себе в бессмысленности ее продолжения. Игиловцы тоже взрывают в Багдаде, еще какие-то группы засылают своих террористов, а ваши пусть и праведные взрывы потонут в общем грохоте, вам припишут и то, чего вы не делали, население ненавидит всех скопом – и правых, и неправых, всех, у кого на руках обнаружат следы пороха и взрывчатых веществ. Разве не так? Да-да, открой. – Он увидел неуверенный жест, с каким Тарек потянулся к папке.
Отчет чекиста из папки убрали, оставили только ксерокопии фотографий. Делегация из Ирака у Царь-пушки в Кремле, на фоне Мавзолея и другие…
– Из тебя бы вышел неплохой оратор. Саддам тоже умел говорить проникновенно. То, что мы хотели слышать. Я помню, он выступал по «Аль-Джазире» почти в конце марта, когда только все началось. Он сказал: «Держите огонь зажженным! Возьмитесь за мечи! Никто не победит, если у него не будет храбрости по воле Аллаха… Американо-сионистский союз против человечества потерпит крах». У нас храбрость была и есть. Но враг до сих пор торжествует.
– Но Саддам сказал еще и это: «Пусть живут все нации, дружественные нам, и справедливость восторжествует в этом мире».
Петр тоже смотрел это выступление Хусейна, и оно, по его мнению, выглядело жестом отчаяния.
– У тебя хорошая память, профессиональная, – коряво по-русски сказал Тарек. – И ты всегда умело подбираешь цитатки, чтобы склонить спор в свою сторону.
– Да ты полон сюрпризов, старина! Ты же давно не практиковался в русском, а говоришь вполне сносно. – И с ужасом подумал:
