археографической комиссии содержалась докладная записка от барона Врангеля к князю Барятинскому от ноября 1858 года, где говорилось о прошении вдовы генерал-майора Агалар-бека Казикумухского Шамай-бике к управляющему ханством[521]. В частности, Шамай-бике просила вернуть ей деньги и личные вещи, которые достались ей в наследство от отца и бабушки[522]. Учитывая, что составлялась опись имущества, которое должен был наследовать преемник Агалар-бека, Шамай-бике важно было убедить русские власти в правоте своих претензий на деньги и вещи.

В результате ее просьбы были удовлетворены, деньги и вещи ей возвращены, как не вызывающие сомнения в их происхождении[523].

Не осталась Шамай-бике и без социальной поддержки: ей и другим вдовам Агалар-бека Казикумухского были назначены из казны империи пожизненные пенсии. Так, в архивном документе имеется письмо председателя Кавказского комитета князя Орлова к наместнику кавказскому, князю Барятинскому от 9 декабря 1858 года за № 1825, где говорилось об оказании им помощи[524].

При этом отмечалось, что пенсия в размере шестьсот рублей серебром в год каждой должна была производиться за счет общественных доходов Закавказского края[525].

Кроме того, аналогичного содержания письмо было отправлено и министру финансов Российской империи, в котором говорилось о включении этих расходов в смету края до 1860 года включительно[526]. Разумеется, такое благосклонное отношение российских властей к вдовам Агалар-бека и материальная поддержка были связаны с лояльностью покойного к Российской империи.

Представляют интерес материалы, отражающие поддержку семьи генерал-майора Джамов-бека-Адиль Уцмиева, правителя Кайтага. После его смерти в центре внимания государства оказались вопросы социальной помощи его вдове Фатиме-бике и детям-сиротам. Учитывая, долгую и плодотворную службу генерал-майора Уцмиева, сам князь Барятинский ходатайствовал о назначении пенсии семье покойного. В частности, об этом князь писал в декабре 1858 года князю Орлову, председателю Кавказского комитета[527]. В письме особо подчеркивались заслуги генерал-майора Уцмиева перед Россией, которые до князя Барятинского были доведены в рапорте барона Врангеля[528]. Отдельным пунктом в письме стоял вопрос о сумме пенсии и условиях ее назначения.

В итоге вдове генерал-майора Джамов-бека-Адиль Уцмиева была назначена пенсия 860 рублей в год[529]. Деньги выделялись из 20 тысяч червонцев, которые в казне государства предназначались на ежегодные выплаты пенсий азиатам[530]. При этом было оговорено, что половина суммы предназначалась вдове, а другая половина шла детям до их совершеннолетия[531]. Кроме того, после нового замужества или по смерти вдовы пенсия не производилась[532].

Не только на семьи горских правителей распространялась социальная помощь царских властей, но и на ту часть населения, которая в период Кавказской войны открыто выступала на стороне русских. Надо справедливо заметить, что такого рода лояльность могла нередко стоить горцам жизни. Известно немало примеров, когда с изменниками жестоко расправлялись мюриды за пророссийские настроения.

В качестве примера можно привести случай Гасан Чуру-оглы, которого имам Шамиль казнил за то, что тот выступил на стороне русской армии, подтолкнув к мятежу население Ахты.

В 1848 году имам Шамиль подготовил военную операцию в Самурском округе против русской крепости у селения Ахты. На стороне Шамиля выступили хорошо организованные отряды из горных обществ[533], но имам был уверен, что его поддержат и жители селения Ахтов. Между тем, вопреки ожиданиям Шамиля, вместо поддержки ахтынцы во главе Гасан Чуру-оглы заняли сторону русских.

Такая лояльность Гасан Чуру-оглы не осталась незамеченной русскими властями, этому была дана соответствующая оценка. В архивном деле (РГИА) имеется письмо князя М. С. Воронцова, адресованное военному министру А. И. Чернышеву, где отмечалось, что нукер при Самурском окружном управлении, житель селения Ахтов, Гасан Чуру-оглы отличался особенной преданностью русским[534]. Будучи лояльным к русским, он открыто призвал актынцев, чтобы они бросили осаду и шли по домам[535].

Разумеется, такое предательство нукера Гасан Чуру-оглы имам Шамиль простить не мог, и расправа последовала незамедлительно. В том же письме М. С. Воронцова к А. И. Чернышеву сообщалось, что с Гасан Чуру-оглы поступили по шариату, по приказу имама Шамиля «за его поступок и была снята голова»[536].

Безусловно, российские власти не могли не оценить заслуги Гасан Чуру-оглы перед империей. Власти позаботились о его семье, вдова и дети не были брошены на произвол судьбы. На самом высоком уровне решались вопросы, связанные с социальной поддержкой семьи, о чем свидетельствуют материалы архивного дела «О назначении пенсии семейству казненного Шамилем Ахтынского жителя Гасан Чуру-оглы»[537]. Однако вопрос о назначении пенсии затянулся из‑за бюрократии.

Так, в письме князя Воронцова военному министру А. И. Чернышеву говорилось, что вдова, оставшаяся в бедном положении с шестью сыновьями, осталась «ненагражденной»[538]. Причину этого князь Воронцов объяснял тем, что местным начальством не было сделано формального предоставления правительству на семейство Гасана Чуру-оглы[539].

В конце концов семейству казненного Шамилем в 1848 году нукера Самурского окружного управления Гасан Чуру-оглы с одобрения со стороны императора Николая I была назначена пенсия, о чем в архивном деле имеется соответствующая запись[540].

В материалах имеется список членов семьи Гасана Чуру-оглы, которым полагалась пенсия[541]. Ниже представлена таблица.

В сфере внимания российских властей были и другие представители дагестанского общества, проявившие к ней особую лояльность.

В архивных материалах также имеются сведения о производстве в 1851 году пенсии семейству умершего Керим-хана Ширванского[542], о назначении в 1852 году пособия семейству находящегося в плену у горцев письмоводителя Хазринского участкового управления канцелярского служителя Юзбашева[543]. Учитывая лояльность Керим-хана Ширванского и Юзбашева к русским, правительство не оставило без поддержки их семьи, выплатив им соответствующее денежное пособие.

В частности, в 1857 году пенсия в размере 30 рублей серебром в год была назначена семье жителя Самурского округа Уста Сенда Сенд-оглы[544]. Деньги выделялись из 20 тысяч червонцев, которые ежегодно направлялись Кавказскому начальству для пенсии «азиятцам»[545].

После окончания военных действий социальная политика российских властей была сосредоточена на сохранении экономических привилегий дагестанской аристократии из числа бывших феодальных владетелей. Государство регулярно выплачивало им и их семьям денежные пособия и пожизненные пенсии[546], размер которых варьировался в зависимости от их нового статуса.

В период Кавказской войны в поле зрения русского правительства находились вопросы, связанные с государственной поддержкой вдов и сирот военных чинов, погибших во время службы на Кавказе. Согласно сведениям князя А. М. Дондукова-Корсакова, помощь вдовам осуществлялась как по инициативе официальных лиц, так и частных лиц[547]. Автор в своих воспоминаниях упоминал о том, что в 1848 году лично обращался с ходатайством к наместнику князю М. С. Воронцову о материальной поддержке вдовы штабс-капитана Апшеронского полка. Так как