Трагически оборвалась жизнь жительницы аварского аула Чох, исполнительницы лирических песен Залму. В материалах архивного дела имеются сведения о том, что молодая женщина была убита на почве ревности своим мужем. Как следует из материалов архивного дела, 8 сентября 1900 года житель селения Чох Курбан Абдула-оглы в ссоре нанес своей жене Залму Омар-кизы кинжальное ранение, от которого она скончалась 12 сентября[467]. К убийство исполнительницы относились по-разному – от сочувствия до осуждения. Большинство негативно оценивало поведение Залму: они полагали, что женщина спровоцировала убийство. Как видим, нарушение женщиной общепринятых этических норм всячески пресекалось членами семьи, не исключая убийство нарушительницы морали.

Надо заметить, что ко времени пленения Шамиля в повседневной жизни населения горного Дагестана заметно ослабели шариатские нормы. П. Г. Пржецлавский обратил внимание, что люди, пользуясь тем, что шариатские нормы постепенно уходили в прошлое, возвращались к дошариатским традициям[468]. Так, по сведениям автора, обычным явлением у жителей горных аулов стали увеселительные мероприятия[469].

В качестве примера автор привел праздник, приуроченный к началу посевов в Улли-Кале, на котором присутствовали переодетые в женское платье молодые мужчины[470]. Автор связывал такое поведение с правилами мюридизма, которые запрещали танцевать с женщинами[471]. Но, желая угодить русским гостям, писал автор, «почтенные амфитрионы употребили хитрость»[472].

Новым явлением для местных было присутствие на свадьбах в качестве гостей представителей военной администрации, нередко высокопоставленных военных чинов. Как правило, это были свадьбы знатных дагестанских семей, куда в качестве почетного гостя хозяева считали за честь пригласить русского. Визитеры, как правило, не зная особенностей национального этикета, нередко допускали слишком фривольное поведение в отношении присутствующих на свадьбе женщин. Конечно, во многих случаях это могло закончиться для чужака драматически, так как присутствующие на свадьбе мужчины пресекали такое поведение.

Одну из таких историй, связанную со свадьбой правителя Аварии Ибрагим-хана, описал в своей этнографической работе С. И. Габиев.

Полковник Лазарев, тогдашний начальник Дагестанского округа, держал себя на свадьбе развязно, – писал автор, характеризуя поведение полковника. – Приглашено было много именитых гостей: ханов, беков и военачальников. Все держали себя корректно, только один Лазарев был настолько бестактен, что подходил к женщинам и за рукав выводил их танцевать[473].

По мнению С. И. Габиева, местные были вынуждены терпеть подобное оскорбление со стороны русского офицера[474]. При этом автор подчеркивал, что Казикумухский Агалар-хан «не мог переварить в себе это. Он ежеминутно бросал грозные молниеносные взгляды на дерзкого гостя, давая этим понять о своем недовольстве»[475]. Но, видимо, Лазарев не принимал всерьез недовольство Агалар-хана и продолжал в том же духе. В результате для самого почетного гостя все это закончилось тем, что Агалар-хан схватил за шиворот и вышвырнул Лазарева в окно[476]. К счастью, Лазарев не пострадал, так как «окно находилось над землей»[477].

Не каждый мог пойти на такой смелый поступок, опасаясь санкций со стороны русских военных властей. Мало того, Агалар-хан не только не испугался, но, уезжая со свадьбы, он высказал всем присутствующим мужчинам, что «они струсили перед Лазаревым»[478]. Кроме того, на прощание нанес оскорбление жене самого Ибрагим-хана[479]. Очевидно, что, оскорбив жену Ибрагим-хана, Агалар-хан желал преподнести ему урок, показав тем самым, каково было терпеть оскорбления генерал-майора Лазарева другим женщинам.

Влияние военного фактора на возникновение регулярной социальной помощи женщинам в их повседневной жизни

Социальная помощь женщинам как самой незащищенной категории населения имела в дагестанском обществе давнюю историческую традицию. Особое внимание уделялось вдовам, одиноким женщинам, которые в силу разных обстоятельств не имели семьи. В связи с бесконечными войнами, которые неминуемо приводили к гибели мужского населения, вдовство являлось распространенным жизненным сценарием. Добавим к этому и традиционный институт «кровной мести», из‑за которого сотнями погибали мужчины, а нередко и целые аулы. Все это, разумеется, приводило к увеличению числа вдовствующих женщин, которые нуждались в социальной помощи. Надо отметить, что денежное обеспечение вдовам и их семьям не полагалось в отличие от социальной помощи вдовам и их семьям в Российской империи[480]. Социальное благополучие дагестанок, оставшихся без кормильца, зависело от содействия родственников и общины. В традиционном дагестанском обществе, по нормам обычного права, исторически сложилась норма – устанавливать над вдовой опеку и попечительство до ее смерти или до повторного замужества[481].

Судьба вдовы зависела от многих факторов, ее социальный и правовой статус обладал высокой степенью вариативности. Так, большое уважение в обществе имела вдова, которая после смерти мужа-кормильца осталась одна с несовершеннолетними детьми. О ней заботились как родственники, так и общество, стараясь взять на себя часть хозяйственных хлопот, обеспечить пропитанием и пр. Менее высоким был статус вдовы, имевшей уже женатых или замужних детей, которые сами могли о себе позаботиться. В отличие от первых двух категорий статус бездетной вдовы был самым низким в обществе. Тем не менее было бы неверно утверждать, что она оставалась без внимания. Семья бездетную вдову не бросала на произвол судьбы, а, оказывая о ней заботу, старалась выдать замуж повторно. Так, у некоторых дагестанских народов был обычай заключать брак с вдовой покойного брата (левират). При этом желание самой вдовы было необязательным. Кроме того, несогласие женщины на брак было для нее еще и чревато последствиями.

Так, по сведениям Б. К. Далгата, в Даргинском округе была лишена надела земли дочь-вдова за отказ выйти замуж за родственника покойного мужа[482]. В Мехтулинском ханстве вдова, не изъявившая согласие выйти замуж за брата умершего мужа, лишалась личного имущества, в том числе и приданого, и изгонялась из дома[483].

Очевидно, что такая практика, несмотря на необязательный характер, вынуждала вдов соглашаться на брак с братом покойного мужа. Лишь единицы оказывали сопротивление, не боясь общественного мнения и лишения имущества.

Наряду с левиратом имел распространение сорорат – обычай жениться на сестре умершей жены, если после ее смерти оставались несовершеннолетние дети. Очевидно, что распространение левиратных и сороратных браков имело под собой экономическое основание. В условиях малоземелья и ограниченных средств для существования семья, желая сохранить имущество, практиковала такие браки.

Статус вдовы-хозяйки зависел от формы семьи – большая неразделенная или малая.

По свидетельству Б. Р. Рагимовой, женщина-вдова не могла считаться полноценной хозяйкой дома, а эти обязанности возлагались на ее старшего сына, который фактически становился главой семьи[484]. Несмотря на то что с этого момента вдова лишалась права самостоятельно принимать какие-либо серьезные решения, касающиеся семейного имущества, тем не