Этнограф-кавказовед Е. М. Шиллинг отмечал следы этого обычая, сохранившегося до недавнего времени в ауле Кубачи. По сведениям автора, женщины-кубачинки, работающие в поле, могли в шуточной форме принудить постороннего мужчину, проходившего мимо поля, выплатить им выкуп[389].

Маскулинность женщин нашла отражение не только в повседневной жизни, но и в свадебной обрядности. В частности, особенно рельефно это проявляется в свадебных обрядах аула Ругуджа. У ругуджинцев существовал интересный свадебный обычай, который традиционно исполнялся в брачную ночь между молодоженами. По сведениям О. Каранаилова, суть этого обряда сводилась к специфическому ритуалу – новобрачная должна была вступить в единоборство с женихом. При этом соблюдались определенные правила: невесте перед брачной ночью выбривали голову, смазывали ее жиром, чтобы жених во время схватки не мог схватить ее за волосы[390]. Только в случае победы над новобрачной муж мог получить право на обладание ею. В свою очередь, в случае победы девушки над женихом это положительно санкционировалось родственниками жениха, и вызывало уважение ругуджинцев.

В бытность Шамиля и его предшественников, имамов Гази-Магомеда и Гамзат-бека, такое поведение женщин не приветствовалось. Особо пристальное внимание уделялось нормам поведения в обществе как женщин, так и мужчин. Так как общественная нравственность, по замечанию имама Шамиля, «не могла похвастаться своей чистотой»[391], на территории, подвластной имамату, новые шариатские нормы в декларированной форме регламентировали социальное поведение. Во внесемейной повседневности эти нормы коснулись сфер деятельности, предполагавших совместное нахождение мужчин и женщин в общественном месте. В частности, запреты коснулись совместных работ-помочей, которые в повседневной жизни являлись отражением традиционного кавказского института взаимопомощи.

У дагестанских народов нередко проводились совместные помочи, на которых могли свободно присутствовать мужчины, замужние женщины или вдовы[392]. Н. С. Семенов отмечал царящую во время совместных помочей шуточную фривольность между девушками и юношами: участники трудового процесса исполняли песни по преимуществу эротического свойства[393].

У тюркоязычных народов совместные помочи проводились только у кумыков[394].

По свидетельству П. Г. Пржецлавского, у кумыков существовал обычай былкха, когда хозяин приглашал на всю ночь девиц и юношей селения для лущения кукурузы[395]. Автор указывал на фривольные шутки между юношами и девушками, которые происходили во время былкха[396]. По мнению автора, эти шутки были безобидными и вызывали лишь одобрение у присутствующих людей[397].

По мнению дагестанского этнографа А. Омарова, молодые люди отправлялись на совместные помочи не для работы, а «для развлечения и удовольствия женщин»[398].

Во время сельскохозяйственных работ нередко проводили обряды, связанные с трудовым циклом. В частности, А. Г. Булатова описывала календарный обряд с характерной для него эротичностью, который проводился в период жатвы у горных народов Дагестана. Суть обряда заключалась в том, что вокруг каменного столба, устанавливавшегося весной в центре поля и символизирующего мужской фаллос, мужчины и женщины танцевали ритуальный танец сапа, при этом мужчины совершали откровенно «неприличные движения»[399].

Самые свободные нравы царили в ахвахских селениях. У дагестанцев сложился стереотип об особом свободном поведении ахвахских женщин, в том числе незамужних девушек. На такое поведение спокойно смотрели в семье, да и общество особо не осуждало. Так, характеризуя ахвахских девушек, М. Алиханов-Аварский писал, что во время сельскохозяйственных работ молодежь практически не ночевала дома, а оставалась где-нибудь в поле, на мельницах и близлежащих хуторах на совместный ночлег.

Юноши могли свободно прийти к девушке, и остаться с ней на ночь, но от выбора девушки зависело, кто из юношей с ней оставался. Оригинальный обычай выбора сводился к следующему: к месту ночлега девушки собиралась группа юношей, которые бросали в окно свои шапки, и право на ночлег с девушкой получал тот, чья шапка оказывалась не выброшенной на улицу[400].

По сведениям М. Алиханова-Аварского, ахвахские девушки до замужества могли проводить время и даже ночевать с кем угодно[401]. Автор полагал, что совместные ночлеги не обязывали юношу жениться на этой девушке, поэтому он мог посвататься к другой[402].

Безусловно, такое свободное поведение строго регламентировало границы дозволенного между молодыми людьми. Дальше этой допустимой границы молодые люди никогда не переступали, зная последствия, которые могли ожидать обоих. Что касается общественного мнения, то в дошариатское время общество лояльно относилось к такому поведению молодых людей. Как полагал М. Алиханов-Аварский, ахвахские женщины, несмотря на вышеописанное, имели в Ахвахе репутацию «образцовых, высоконравственных матрон»[403].

По сведениям М. М. Ковалевского, свободные нравы были характерны для многих кавказских народов, что, по его мнению, отражало сохранившиеся реликты матриархата[404]. Автор связывал такое поведение с религиозным гетеризмом и архаическими формами брака, которые сохранились у народов Кавказа в исследуемый период.

С реликтами матриархата связывают и некоторые исключительно девичьи посиделки, которые с различными вариациями существовали у дагестанских народов. Общим для них был запрет на посещение их представителями мужского пола.

В частности, на существование таких «бесед» у кубачинцев указывал Е. М. Шиллинг [405]. По сведениям автора, у них существовали юсбала-кал – «девичьи дома», где девушки проводили время в развлечениях и в работе[406]. Шиллинг отмечал, что юноши Кубачи заходить внутрь юсбала-кал не имели права[407]. Наряду с девичьими посиделками у кубачинцев существовали и женские посиделки, которые проходили в хунала-кал – «женских домах»[408]. По сведениям автора, на посиделки к замужним женщинам могли приходить и мужчины[409].

Этнографические данные свидетельствуют, что аналогичные примеры поведения женщин встречались и у других народов Дагестана[410], которые имели существенные различия между горными и плоскостными народами. Так, по мнению А. Захарова, женские бани Дербента являлись местом досуга[411]. Даже среди горных народов свою специфику имели привилегированные сословия, где для женщин предполагалось затворничество[412].

С введением шариатских норм такое вольное поведение женщин пресекалось обществом и властью, так как считалось предосудительным. В повседневном быту нарушивших предписания шариата ожидали наказания, в том числе физические.

Подтверждение мы встречаем у Мухаммед-Тахир аль-Карахи, свидетеля многих нововведений. Так, он описал сюжеты из повседневной жизни высокогорного аварского аула Ашильта, который оказался во власти новых шариатских норм. По сведениям Мухаммед-Тахира, имам Шамиль и его сторонники старались пресечь совместные помочи жителей аула. Кроме того, нередко сами жители доносили на нарушителей общественных нравов. Так, аульский мальчик донес имаму Шамилю, что у вдовы собрались мужчины и женщины[413].

Разъяренный Шамиль, узнав об этом, пошел к месту этого сборища и разогнал нарушителей шариата[414]. При этом мужчины были поколочены палкой, а женщины, в том числе хозяйка дома, обошлись упреками[415]. По законам шариата все должны