которая могла бы контролировать абсолютную власть правителя над подданными. К концу XVI в. после поражения венецианцев в третьей венециано-османской войне, в результате которой османы завоевали Кипр, где за многомесячной осадой Никосии и Фамагусты последовали убийства и порабощение тысяч христиан, которые были изгнаны из стен завоеванных городов – в этих сообщениях создавался образ османских правителей как жестоких «восточных деспотов». Венецианцы рассматривали собственное государственное устройство как республику Платона, управляемую мудрецами, где основными принципами были свобода и благородство. Османская династия, напротив, возглавляла «правительство или республику рабов», республику страха[277]. Это негативное восприятие османской династии подхватили западноевропейские христианские мыслители, которые расширили значение деспотизма, описав рабами не только администраторов и солдат султана, но и все подвластное население. Как следствие, теория деспотизма в западной политической мысли основывалась на том, что воспринималось как османская модель[278].

Последним крупным источником западноевропейской антипатии к османам был двор Габсбургов Священной Римской империи. Будучи главным соперником османов в Средиземноморье и Центральной Европе, Габсбурги, чей прародитель, Рудольф Габсбург Австрийский, был почти современником Османа, вели активную пропаганду против своего врага в области картографии, написания истории и даже декоративно-прикладного искусства.

Лучшим примером последнего является серия гобеленов Карла V (1519–1556 гг.), заказанных в 1546 г. в память об отвоевании Туниса у османов в 1535 г., иллюстрирующих его представление о себе как о доблестном крестоносце и защитнике христианской веры. Гобелены изображают османов как массивную, жестокую и хорошо вооруженную угрозу. Двенадцать великолепных панно «Завоевание Туниса», выполненных в 1554 г., занимают площадь в 600 квадратных метров и являются самым значительным набором гобеленов, заказанных Габсбургами[279]. Они демонстрировались на всех крупных придворных празднествах этой династии, религиозных церемониях и официальных мероприятиях. Во время правления Карла V гобелены были развешаны в приемных комнатах Брюссельского дворца, а затем дворца Алькасар в Мадриде, рядом с гобеленами его сестры Марии Венгерской – губернатора Нидерландов (1531–1555), муж которой, Людовик, был убит османами в битве при Мохаче (1526) – и его сына Филиппа II (1556–1598). Также были изготовлены меньшие копии для других дворцов Габсбургов по всей Европе. Ценные гобелены, в золоте, шелке и шерсти изображающие падение османских язычников, демонстрировались так часто, что в XVIII в. было приказано выставить вместо них менее дорогие копии, чтобы сохранить драгоценные оригиналы.

Европейцы эпохи Возрождения восхищаются османами

Несмотря на общую антипатию к османам, европейские интеллектуалы и государственные деятели XVI в. не могли не восхищаться военными успехами Османской империи, дисциплиной и послушанием войск султана, а также его искусным управлением государством. Анализируя сильные и слабые стороны различных государственных систем, они рассматривали вопрос о том, должны ли принципы управления христиан перенять османскую практику, хотя бы для защиты своих землель и победы над соперником[280].

ОдинписательконцаXVI в. зашелтакдалеко, чтопропагандировалвос-питание мальчиков-христиан в священном ополчении для борьбы с османами, своего рода римско-католическом корпусе янычар[281]. Истоки такого «государственного разума» восходят к Никколо Макиавелли. Посвящая свою работу Лоренцо де Медичи, Макиавелли отмечает в «Государе», как трудно завоевать Османскую империю из-за ее системы правления. Он пишет, что, в отличие от таких королевств, как Франция, где король правит вместе с дворянским сословием, в Османской империи есть только один господин – правитель, а все остальные – его слуги, которых он назначает по своей воле. В результате, утверждает Макиавелли, завоевать территорию Османской империи трудно, поскольку захватчик не может встать на сторону заблудшей, вероломной знати, как это было во Франции. Министров султана, которые все являются рабами и прислугой, нелегко подкупить, и выгода от них невелика, поскольку у них нет базовой поддержки среди населения. В результате тот, кто нападет на османов, столкнется с объединенным народом и должен будет больше полагаться на собственные силы, чем на восстание османских подданных[282].

Англичанин Ричард Ноллс, автор «Общей истории турок» (1603), демонстрировал восхищение, зависть, ужас и очарование богатством, великолепием и военной мощью Османской империи. Ноллс использовал описание Тимура, данное Марлоу, чтобы назвать османов в целом «настоящим ужасом мира», а Мехмеда II, в частности, кровожадным, жестоким тираном, ответственным за смерть почти миллиона человек. То, на что намекал портрет Беллини, было преувеличено англичанином: Ноллс утверждал, что султан был уродлив, его лицо портил нос, такой кривой и острый, что он почти касался верхней губы. Тем не менее он высоко отзывался об османском правителе, признавая, что Мехмед II обладал выдающимися интеллектуальными качествами[283]. Ноллс заявил, что Мехмед II «обладал очень острым и настороженным умом, был образованным… особенно в астрономии» и способен «говорить по-гречески, на латыни, по-арабски, по-халдейски [по-сирийски?] и по-персидски», человек, который «с большим удовольствием читал исторические книги и жизнеописания достойных людей, особенно жизни Александра Македонского и Юлия Цезаря, которых он избрал себе в качестве примеров для подражания».

Англичане были очарованы османами и другими мусульманскими королевствами. Почти пять десятков пьес с участием турок, североафриканцев и персов были поставлены в Лондоне в период с 1576 по 1603 г., сорок из них – между 1588 и 1599 гг., когда Англия вела переговоры об антииспанском союзе с Марокко и отправляла своих первых послов и купцов в Стамбул[284]. Османы играют значительную роль в произведениях Кристофера Марлоу. Пропитанная кровью пьеса Марлоу «Тамерлан Великий», рассказывающая об унизительной смерти Баязида I, стала настоящим хитом. В пьесе «Знаменитая трагедия богатого мальтийского еврея», написанной в 1589–1590 гг., Марлоу рисует антихристианский мусульманско-еврейский союз между злобным еврейским купцом Барабасом, его турецким рабом Итамором и османскими войсками, осадившими остров. В этой пьесе еврей и мусульманин едины в своей злобной ненависти к христианам.

В «Ричарде II» (1597) Уильям Шекспир представлял Англию изолированной от мира[285], что противоречит действительности. Именно потому, что Лондон был населен иностранцами, он включил в некоторые свои пьесы мусульманских персонажей. Среди них злодей Аарон Мавр в «Тите Андронике» (1594) и добродетельный принц Марокко, который утверждает, что победил османов в битве, в «Венецианском купце» (1600). Когда с 1600 по 1601 г. большая марокканская свита посетила Лондон, чтобы заключить антикатолический, антииспанский союз, ее видели тысячи лондонцев, включая Шекспира[286].

Первый арабский посол при королеве Елизавете I (1558–1603) Абд аль-Вахид бин Мухаммад аль-Аннури, возможно, послужил моделью для шекспировского «Отелло» (1604). Османы, венецианцы и марокканцы – играют роли в этой пьесе, где доминирует трагический герой Отелло, крещеный североафриканский мусульманский генерал-наемник на службе Венеции. Отелло обвиняется в том, что командовал обороной венецианского острова Кипр при нападении османов.

Когда Отелло впервые представляют по имени, к нему обращаются так: «Доблестный Отелло, мы должны