Император и цезарь. Хан и султан. Османская династия носила все отличительные черты своего византийского, монголо-турецкого и мусульманского наследия, евразийской смеси, просуществовавшей более пятисот лет.

С завоеванием Второго Рима османы стали больше походить на византийцев, претендуя на власть в статусе преемников Восточной Римской империи, перенимая имперскую идеологию, считая себя наследниками Рима и адаптируя его архитектурные модели. Как и византийский правитель до него, османский султан называл себя императором и римским цезарем, открывая новые горизонты власти. Византийский император был «наместником Бога» на земле, а османский правитель был «тенью Аллаха на земле». Оба были лидерами правящего религиозного института. После завоевания Константинополя османская архитектура, особенно ее мечети, подражала великолепной византийской церкви Божественной мудрости с куполом – Айя-Софии.

Османы стали меньше походить на монголов. В 1478 г. впервые монгольские ханы – в данном случае татарские ханы Крыма, потомки Чингисхана, – признали сюзеренитет Османской империи, а не наоборот[247]. Османы установили господство над большей частью Анатолии, применив артиллерию для уничтожения караманидов, одного из последних турецких правителей области с центром в Конье на юге и государства Аккоюнлу («Белые овцы»), последней из армий туркмен-кочевников на востоке, не получившей обещанного венецианского огнестрельного оружия[248].

Но, как и монголы, османы основывали свою власть на личной преданности привеженцев, заимствуя их концепции светского права и формы военной организации, используя порох и кавалерию. Чингисхан издавал правила и предписания, а также устанавливал наказания за преступления; каждый указ записывался, с ним консультировались и руководствовались будущие правители.[249] Светское право возникло в результате решений, принятых ханом. Задуманный как нечто большее, чем просто указы отдельных правителей, династический закон правящей семьи был обязательным до тех пор, пока эта семья оставалась у власти[250]. Османские султаны также издавали указы, которые становились законом страны. Первый османский свод законов приписывается Мехмеду II.

Как и монгольские правители до него, Мехмед II, среди прочего называвший себя «ханом», как монгольский вождь, допускал религиозные привилегии среди покоренного населения. Чингисхан выступал против фанатизма и предпочтения одной «высшей» веры другой, потому что сам не был приверженцем никакой религии. Он «чтил и уважал ученых и благочестивых из каждой секты». Его дети и внуки выбрали разные вероисповедания, а члены его свиты следовали религиям своих предков или вообще не придерживались никакой. Независимо от того, какую религию они исповедовали, они придерживались светского закона Чингисхана, который не делал различий между конфессиями[251]. При монгольском дворе жены хана исповедовали отличные от него религии, включая христианство. Точно так же было позволено оставаться христианками принцессам, жившим в сельджукском гареме в качестве жен, наложниц или матерей султанов. Они совершали христианские обряды в часовнях гарема под руководством священников и крестили своих детей, включая будущих султанов, которых обрезали в соответствии с исламским обычаем[252]. Многие сельджукские правители говорили по-гречески с женами, матерями и дочерями. Это отражало тот факт, что до половой зрелости они воспитывались матерями в гареме, где преобладали гречанки и ортодоксальное христианство. Многие сельджукские султаны были наполовину греками, наполовину турками.

Но в отличие от монголов и сельджуков, значительная часть христианок османского гарема была обращена в ислам и обучена говорить по-турецки. Османы терпимо относились к различиям, но не были к ним равнодушны. Они ранжировали религии в соответствии с иерархией: высшие (суннитский ислам), терпимые (христианство и иудаизм) и якобы запрещенные (шиитский ислам, язычество и атеизм). Менее веротерпимые, чем монголы, отбросившие свой кочевой дух османы становились все более европеизированными. Они консолидировали новый правящий класс, состоявший в основном из обращенных христиан. Их территория была такой же, как у Византийской империи, когда она контролировала большую часть Юго-Восточной Европы и Анатолии.

Они превратили православного патриарха и церковь в орудие османской власти, заложив основу для распространения православного христианства в ущерб католической церкви в Средиземноморье и Юго-Восточной Европе[253].

Завоевание Константинополя превратило османское государство в истинно европейскую империю, открыв большую часть Юго-Восточной Европы для дальнейших завоеваний. С захватом Константинополя османы положили конец византийскому владычеству, объявили себя наследниками древнего Рима и отстроили город заново. Программа Мехмеда II по преобразованию Константинополя, включавшая реконструкцию византийских церквей, монастырей и дворцов, а также строительство дворца Топкапы в качестве нового административного центра, привела к созданию нового исламизированного городского пейзажа. По мере того как османы восстанавливали «мертвый центр мертвой империи», возрождение которого подпитывалось заселением города христианами, евреями и мусульманами из постоянно расширявшейся империи, исламский мир приобрел имперский центр, который соответствовал христианскому миру и даже превосходил его по своему богатству, размерам и великолепию.

Город был бьющимся сердцем мусульманской державы, которая превзошла Запад до того, как он пришел к мировому господству. При правителе, который покровительствовал итальянским художникам, вызывал восхищение своих западноевропейских коллег, собирал в своей личной библиотеке мудрость древних и современников на нескольких языках и укреплял дипломатические и экономические отношения с остальной Европой, Стамбул совсем не был отрезан от захватывающих событий эпохи Возрождения.

5

Принц Ренессанса

Мехмед II

Портрет Мехмеда II, написанный в 1480 г. мастером венецианского ренессанса Джентиле Беллини, выставлен в коллекции эпохи Возрождения в Музее Виктории и Альберта в Лондоне. Портрет похож на другие работы эпохи Возрождения, включая портрет Леонардо Лоредана, дожа Венеции, написанный тем же художником в 1501 г., который «смотрит» на портрет Мехмеда II с другой стороны той же комнаты. Беллини изобразил османского султана так же, как и любого другого деятеля эпохи Возрождения, в классической арке с колоннами. Он написал портрет реалистично, в ракурсе в три четверти, не постеснявшись изобразить орлиный нос Мехмеда II. Хотя османские правители обычно носили тюрбаны, а не короны, художник добавил на задний план три золотые короны, символизирующие Мехмеда II как правителя Византийской империи на западе (Константинополь) и на востоке (Трапезунд) и как монарха Азии. Вопрос в том, по праву ли картина занимает место в этой комнате?

Многие утверждали, что было преувеличением причислять Мехмеда II к правителям эпохи Возрождения[254]. Несмотря на то что он собрал при своем дворе греческих и итальянских ученых, приказал греческому патриарху написать трактат, толкующий христианство, заказал карту мира, приложил огромные усилия, чтобы изучить мудрость древних, перевел «Географию» Птолемея, наполнил свою библиотеку греческими и латинскими трудами и учредил османскую традицию султанской портретной живописи, когда привез Беллини из Венеции, его современники в остальной Европе