Шрифт:
Закладка:
Когда Ханна схватила меня и мою лучшую подругу Клэр в коридоре после семинара по писательницам XVIII века за запястья и прижала нас к стене, я уже поняла, что она задумала что-то коварное. Она улыбнулась своей хитрющей улыбкой и прошептала:
— Хотите на побережье? Я раздобыла нам комнату.
Клэр как-то тупо, по-кукольному моргнула, а я, кажется, театрально кашлянула. Но должна сознаться: между ног у меня мигом стало жарковато.
Слушайте, вы, наверное, думаете, что с вами такое не сработает. Но уверяю, если бы Ханна сказала вам: «Запрыгивай в тачку, мы едем на побережье», подняв свою лукавую бровь, положив руку вам прямо на первую парочку ребер под грудью и добавив «умоляю», — вы бы поехали.
Женщины ездят в отель «Си Вю Инн» ради тематических номеров. Сьют «Тайный сад» (с садиком). «Воронье гнездо» (морской). «Салиш» (в стиле коренных народов Америки). «Принцесса на горошине» (изумительно средневековый). «Горный берег» (деревенский). «Далеко на Запад» (для ковбоек). «Хижина» (у вас будет свой собственный «дом»).
Нам досталась «Хижина».
В этой хибарке имелся камин, так что я велела им ничего без меня не делать и поехала за дровами. Когда я вернулась, дверь была открыта. Я вошла. Они обе лежали в кровати, прикрытые простыней по грудь — Ханна по свои драже, Клэр по великолепные покачивающиеся шары, — и улыбались, как чеширские кошки. Чеширские кошки, полизавшие киску. А посреди кровати стоял чемоданчик, который притащила Ханна, — полный игрушек.
Я тут же бросила дрова на пол, заперла дверь и, скинув одежду, приземлилась на кровать, как Суперженщина.
Кто бы ни жил в «Принцессе на горошине», или «Салише», или «Западе», они, должно быть, все обратились в слух. Часами женщина-на-женщине-на-женщине — женщины, чья жизнь обычно не дает им таких диких отгулов. Иногда Ханна фистила меня, пока мы с Клэр целовались или я сосала ее невероятные сиськи. Иногда Ханна была на животе, я трахала ее страпоном в задницу, а Клэр оставалась сзади, но я могла до нее дотянуться, — тактика, которую она выбрала интуитивно. Иногда Клэр была на четвереньках, а мы с Ханной заполняли каждое ее отверстие, лизали каждый рот, терли ее клитор, заставляя ее кричать и дрожать всем телом, — ее голова запрокинута назад, ее вопль, освобождающий первый оргазм, и плевки дерьма, и слюну, и слезы. Я кончила Ханне в рот, зажав ногами ее лицо, будто как лик богини из новейшего мифа. Клэр кончила, когда пальцы Ханны были в ее заднице и на ее киске, ее тело дергалось так, что она скатилась с кровати, и я обняла ее всем телом, смеясь, и ударилась головой о стену. Ханна кончила, зажав в себе дилдо, когда я уткнулась лицом в ее клитор. Она потянула меня за волосы. Она ударила меня по голове. Клэр, свернувшись подо мной, лизала и давилась, но не останавливалась, не останавливалась, не останавливалась. Не знаю, сколько раз каждая из нас кончила… это казалось бесконечным.
Мы ели друг друга, и маринованную селедку, и грюйер. Мы выедали животных одну из другой, ели стейк и шоколад, две эти женщины — мой шоколад. Мы пили друг друга, мы выпили всё пиво и выпили всё вино, мы писали снаружи. Мы были под кайфом от кожи, и оргазма, и пота, и травы. Мы кончали волнами, мы выбегали из волн и возвращались в волны.
Мне хотелось остаться там навсегда — за пределами всех «отношений», которые у меня когда-либо были, внутри этой влажной безымянной сексуальности. Луна — великий свидетель. Полная жизни, как океан за дверью. Целую ночь было трудно понять, где чье тело. Я утонула в этой квинтэссенции всего женского. Мой разум практически раскололся. И снова. Снова. Волны.
Я не знаю, почему женщины не могут заставить жизнь быть такой, как им хочется.
Не знаю.
Когда мы вернулись к нашей обычной жизни, Клэр призналась мне в любви. В чувстве, которого я не могла ей вернуть, как ни старалась. Я бы хотела отмотать назад и попробовать еще раз. Она предлагала мне нечто настоящее. Но я всегда с трудом распознавала доброту.
ТЕЛО В КАЯКЕ
Две недели я силилась понять, нравлюсь ли я Ханне или бешу ее: все ее забавы всегда были издевательскими, и потом я чувствовала себя Слоупоком с женской головкой. Иногда она сжимала мою руку так, что ее сводило, или связывала так сильно, что оставались шишки. Ничего страшного. По сравнению со многим другим это я хотя бы могла ощутить.
Однажды она с силой укусила меня за щеку, и я потом несколько дней выглядела, будто подверглась атаке шимпанзе. В таком виде ходила на занятия. Что было, когда она меня укусила? Я смеялась, пока не заплакала.
Когда Ханна с силой прижимала меня к стене — вроде в шутку, но лопатки при этом трещали, — мне даже в голову не приходило, что она причиняет мне боль нарочно. Я чувствовала, будто во мне сидит боль, которую нужно почувствовать. Я жаждала ее силы больше и больше. Она пила мою водку прямо из бутылки, мы ходили на долгие прогулки по кладбищу рядом с колледжем и трахались на могильных плитах каких-то мертвых чуваков. А потом она подбрасывала в воздух серебряные доллары, и мы лежали на спине и наблюдали, как летучие мыши охотились за монетами. Я говорила о смерти. Она мне разрешала.
Через несколько месяцев наших… чем бы это ни было, она подошла ко мне и прошептала: «Записала нас на каякинг».
?
В бассейне Орегонского университета я еще подростком участвовала в своем первом юношеском чемпионате. С тех пор он не изменился: скользкий, пропахший хлоркой ад с диснеевскими утками, нарисованными на стенах. На занятии было три женщины, мы двое и Большая Рыжая: 188 сантиметров роста, грива огненных волос до самой задницы. Я еле держалась, до того хотелось их потрогать. В гигантских каяках из стекловолокна мы изучали всякие каячные штуки, в которых нас наставлял инструктор Джефф. Прямо сидя в кокпитах. Эскимосский переворот. Вертикальная постановка. Разворот. Посадка. Спасение из кильнувшей лодки. Ханна схватывала на лету, потому что она томбой, а я — потому что в воде я чувствую себя как дома.
На последнем занятии инструктор ставил нас всех по очереди на трамплин, носом вперед, а потом нажимал сзади, задирая доску так, что мы резко, с силой
