Шрифт:
Закладка:
Но я им не была. Я была собой, болезненно застенчивой маленькой девочкой со спрятанной в штанах девичьей бомбой, которая не знала, что, черт возьми, с этим всем делать, и которая очень, очень хотела… кого-нибудь съесть.
КОНЕЧНО ЖЕ, я пыталась попробовать соседских девочек моего возраста. Я приглашала их к себе поиграть в больницу, и они лежали, позволяя мне что-нибудь с ними делать — иногда хихикая — до тех пор, пока накрепко не сжимали ноги. Лучшее, что мне удавалось провернуть, — накрываться вместе одеялом, чтобы под ним концентрировался запах. Сена и яблок — что-то вроде того. А потом они одевались и хотели заниматься чем-нибудь тупым, чем обычно занимаются девочки. Покататься на коньках, например, поболтать по телефону или шататься по моллу.
Мне была нужна девочка постарше, вот что. И побольше.
Сиенна Торрес, проблемная девушка из проблемной семьи, сеяла неприятности повсюду, где бы ни оказалась. Она нарушала правила в школе, нарушала правила дома, нарушала их в «Альбертсон’с», в «Нордстреме» и в «Сэвен Элевен», а еще на тренировках. Она опаздывала, финтила на дорожках, за бунтарство ее лупили плавательной доской — «лизали», как извращенно выражался наш тренер.
Она вселяла в меня ужас. Недостающий ингредиент.
Сиенна Торрес всегда опаздывала на занятия, но, что гораздо важнее, всегда копалась в раздевалке дольше всех. Как бы медленно я ни одевалась, сколько бы ни расчесывала и ни сушила свои лохматые белые недоволосы (секунд двадцать на самом деле), я всегда была готова на годы раньше нее. А значит, мне оставалось только смотреть через заднее стекло маминой машины на Сиенну Торрес, медленно выходящую из здания, возле которого болталась парочка парней. Сиенна Торрес в заднем стекле уменьшалась и уменьшалась, пока не пропадала совсем, а я оставалась — глупый ребенок на заднем сидении машины, которую мне нельзя водить. Руки зажаты между бедер. Лицо красное.
Сиенне Торрес было семнадцать, и на занятия она приходила с водочным перегаром. Я точно знала, что это водка: ее кожа пахла как мамина — минус «Эсте Лаудер». Плюс иногда в сумке Сиенны я видела фляжку. И еще черные кружевные трусики, и черный кружевной лифчик, и плойку для завивки, и тушь, и ключи от машины, и сигареты, и диетическую пепси, и тампоны, и блеск для губ, и плеер, и мятные конфетки «Сертс», и здоровенную… щетку для волос. Мне было двенадцать. Тринадцать. Пятнадцать. Двадцать пять. Видите? Я даже не могу вспомнить, когда пишу о ней. Из-за нее у меня жгло в груди, стоило только оказаться рядом. Из-за нее изо рта начинала течь слюна. Из-за нее кружилась голова.
А потом случилось чудо. Однажды вечером по пути из бассейна в раздевалку я поскользнулась и шлепнулась на задницу, растянув ногу в колене. Недостаточно серьезно, чтобы звать медиков, но достаточно, чтобы нуждаться в помощи. Довольно сильно нуждаться. Просто представьте. Девочки хлопотали вокруг меня, помогая то с душем, то с одеждой, и как только все решили, что с остальным я вполне справлюсь сама, в раздевалке остались только двое.
Ага, точно. Я и Сиенна Торрес.
Сиенна Торрес всё еще мылась, а мне оставалось только разобраться с обувью. Так что я завязывала самый медленный и самый аккуратный бант на одной из кроссовок, снова и снова, и смотрела, как Сиенна бреет лобок.
Намыливая свой треугольник и выписывая рукой круги там, куда мне хотелось уткнуться лицом. Задрав ногу на стойку душа, она зацепилась пальцами ноги за кран; персик размером с ладонь виднелся из ее промежности. Бритва прокладывала путь сквозь белые сугробы пены и обнажала створки кожи вокруг дерзкого и темного другого рта.
Почти уверена, что в какой-то момент я окосела.
Ужас возбужденной девушки принимает странные формы. Он поднимается волной вверх от мальчишеской задницы по V-образному торсу и охватывает ее плечи и челюсть, так что она не может двигаться или говорить без дрожи. После того как Сиенна закончила, и вытерлась, и почти полностью оделась, и высушила волосы, и надела все свои кольца, после того как я закончила завязывать первую кроссовку, сунула шнурок во вторую и притворилась, будто что-то ищу в сумке, я доковыляла до нее. Она натягивала худи поверх черного лифчика. И пальцами в кольцах расправляла только что высушенные высветленные пряди волос. Она повернула голову, чтобы посмотреть на меня — на несколько сантиметров вниз. Четыре сережки в ушах, и вся такая: мол, что?
Я могла быть мучительно застенчивой, но внутри меня бил фонтан размером с бассейн, и я была сообразительная — такая же сообразительная, как те проклятые парни у выхода, которым я пожелала немедленной смерти, — так что сказала, почти не веря, что мой рот вообще способен работать:
— Э-э, можешь мне помочь?
Держа одну ногу слегка на весу.
Сиенна, не глядя на меня, запихнула в сумку свое барахло.
Я зависла в этой паузе, как маленькая потерянная запятая.
Сиенна отхлебнула из фляжки и без всякого предупреждения протянула ее мне со словами:
— Поможет унять боль, обещаю.
Улыбаясь своей фирменной улыбкой.
— Осилишь?
Вы, черт возьми, представить себе не можете, как близка я была к тому, чтобы наброситься на ее ногу и трахать, трахать, как маленькая обезьянка. Вы представить себе не можете, как близка я была к тому, чтобы присосаться к ее лобковой кости и заплакать «мам-ма».
Но ничего этого я не сделала. Иногда взрослеешь буквально за минуту.
Я довольно спокойно сделала добрый глоток из фляжки со змеиным узором — словно в моей ДНК было записано, что да, осилю. Я не сводила с нее глаз, а она смотрела на меня, и мне нравилось — как она смотрела, а не то, что оказалось у меня во рту. На вкус это была точно не водка. Скорее, духи «Эсте Лаудер», если кто-то осмелится их выпить.
Потом она сказала:
— Быть плохой хорошо, скажи? — и засмеялась.
Я прикусила щеку, чтобы не раскашляться и не блевануть. Как можно лучше стараясь быть плохой.
Сиенна Торрес обхватила меня рукой за талию. А я обвила рукой ее плечи и шею. И почувствовала запах ее кожи. Я ее не укусила, ничего такого. И не трахнула, как маленькая обезьянка. Она помогла мне пройти весь путь до маминой машины, за которую мне каким-то чудом не стало до смерти стыдно, и мимо парней, которые как обычно поджидали