выпуска. Такова была журналистская доля: всякий успех оказывался мимолетным, горячие новости остывали за день, а скандальные слухи после краткой вспышки интереса, начинали вызывать у публики лишь скуку. Бежать, бежать и бежать лишь бы оставаться свежим, интересным, продаваемым...

– Хорошо, – кивнул Хальрун, откинулся на спинку сидения и лениво заложил руки за голову. – Иди, работай, Пайп.

Газетчик вытянулся и еще раз посмотрел на свою статью, гордое заглавие которой украшало передовицу «Листка» на самом видном месте. Текст иллюстрировался портретом самого вея Лакселя, а также прекрасными рисунками, сделанными рукой Ракслефа по описаниям Хальруна. Не желая ссориться с полицией, журналист лишь намекнул, что, скорее всего, причиной трагедии стала кража, а про Мализу Кросгейс и вовсе не написал ни слова. Вместо этого статья изобиловала сравнениями и образами, которые должны были увлекать неискушенное воображение. Хальрун постарался, чтобы его читатели во всех подробностях представили себе место, где все произошло. В этом и заключался секрет успеха: газетчик знал, что роксбильским работягам нет дела до сартальфского фабриканта. Эти простые люди всего лишь хотели заглянуть в жизнь, которой не имели сами, а смерть Ракарда придавала подаваемому блюду пикантность, как острый соус гороху. Хальрун понимал своих читателей.

– Чего тебе еще? – спросил он, заметив, что Пайп не уходит.

Мальчишка ухмыльнулся и протянул письмо, на которое Хальрун ранее не обратил внимание. При этом выглядел Пайп так, словно передача почты являлась невероятным одолжением.

– Это вам, вей Осгерт. В ящике лежало.

– Давай сюда.

Подписи снова не было, но Хальрун мгновенно узнал почерк и улыбнулся. Пайп топтался рядом.

– Иди, иди! – велел газетчик. – К ящику я бы и сам сходил, поэтому вознаграждения не жди.

Пайп разочарованно вздохнул. Парнем он был неплохим, но ушлым до невозможности. Чужого Пайп не брал, зато постоянно пытался стребовать плату за навязанные им же мелкие услуги. Приходилось осаживать его жажду заработка, иначе мальчишка наглел и садился на головы остальным работникам «Листка».

Вскрыв конверт, Хальрун обнаружил короткую записку с довольно сдержанной похвалой «за такт и деликатность», а также официальное приглашение на следующий прием в доме Кросгейсов. Послание газетчик сразу отложил в сторону, а приглашение удостоилось куда большего внимания. Хальрун поднял его над головой и посмотрел на свет, чтобы убедиться, что плотная бумага не просвечивает. Затем журналист поднес приглашение к носу и вдохнул нежный запах сирени, которым пользовалась Мализа. Хальрун напоминал влюбленного, получившего долгожданное послание от предмета своей страсти. Налюбовавшись на приглашение, газетчик убрал его во внутренний карман поближе к сердцу и осмотрелся, размышляя, чем заняться дальше.

От безделья Хальрун принялся листать справочники из коллекции Ракслефа и время от времени делал на полях пометки, которые, как он знал, развеселят старика. Могло пройти несколько дней или даже месяцев перед тем, как Ракслеф наткнется на замечания Хальруна, но в этом и заключалась вся соль шутки.

Когда на лестнице раздались шаги, газетчик подумал, что вернулся Пайп или Тайрик, но никто из работников «Листка» не стал бы стучать в дверь родной редакции. Хальрун опустил ноги, которые успел закинуть на соседний стул, и отложил книгу.

– Войдите! – крикнул он.

Газетчик ожидал увидеть кого угодно: почтальона, решившего вручить письма лично в руки, преданного читателя, выдумавшего, будто в редакции кто-то жаждет с ним познакомиться, очередного возмущенного общественника, соискателя места, – кого угодно, но только не Дорена Лойветра. Детективу Центрального округа нечего было делать в Роксбиле… Однако он пришел, поздоровался с Хальруном и теперь с явным, хоть и сдержанным интересом осматривал тесное помещение редакции.

– Здравствуйте, детектив Лойверт. Не ожидал, что мы так скоро встретимся вновь.

– Я тоже, – сказал полицейский, крутя в руках шляпу. – Если бы не обстоятельства…

– О, – понятливо протянул Хальрун, почувствовав запах удачи. – Обстоятельства кого угодно заставят сделать что угодно. Они даже привели вас в нашу дыру. Пожалуйста, садитесь.

– Благодарю, вей Осгерт, – произнес Дорен.

Когда детектив занял предложенный стул, он брезгливо покосился на свежий номер «Листка», лежавший на столе рядом.

– Читали? – спросил газетчик.

– Разумеется. Ужасная пошлость.

Хальрун улыбнулся.

– Я польщен.

– Это была не похвала.

– Именно она! Такого эффекта я и добивался, поэтому ваше мнение меня – признаюсь честно! – очень радует.

Дорен устало потер лоб.

– Я не понимаю, как такое могли отправить в печать.

– Как? – удивился Хальрун. – На всех парах! Когда номер сверстали, наш редактор в типографию побежал вприпрыжку. С его комплекцией зрелище было пугающим.

Дорен вздохнул.

– Значит, ваш редактор вами доволен?

– О да… А! Надо полагать, с вами получилось иначе?

Детектив Лойверт выглядел обеспокоенным, и вряд ли причиной стала безнравственность маленького роскбильского издания.

– У вас неприятности? – догадался Хальрун.

Дорен перестал хмуриться. Он изобразил улыбку, но выглядела та вымученной.

– Что-то вроде это, – признался детектив. – Глава управления был недоволен, что посторонний оказался на месте убийства. Не представляю, что он скажет, когда увидит вашу статью.

– Мне жаль, – произнес Хальрун и с удивлением обнаружил, что сказал правду. – Я не хотел вам досадить.

– Знаю, – кивнул Дорен. – Я сам вас туда привел и ответственность перекладывать не стану. Я пришел по другому поводу.

Лицо детектива стало серьезным. На Хальруна он смотрел прямо и открыто, но с переходом к делу почему-то медлил.

– Знаете, что? – сказал газетчик, поднимаясь на ноги. – Пойдемте-ка отсюда. Разговор, как я понимаю, предстоит важный, а сюда в любой момент могут прийти.

– Вы не доверяете сослуживцам? – спросил Дорен.

– Я доверю им свою единственную жизнь и все деньги, – весело ответил Хальрун, – но только не свои тайны. Один мой коллега любопытнее кошки, пронырливее крысы, а допытываться до правды умеет не хуже полицейских сержантов. Про нашего редактора я вообще молчу... Ужасный зверь! Если я попрошу их не лезть в мои личные дела, они не отступят... Разве что только для вида.

Не переставая болтать, Хальрун оделся и ступил на лестницу. Полицейский шел следом.

– Судя по вашему описанию, вы работаете со страшными людьми, – тон у Дорена был ни капли не шутливый.

– Просто все мы преданы своему делу, а с газетчиками нельзя связываться, если у вас есть секреты, которые вы хотите сохранить.

– Я запомню… Где мы можем поговорить?

Хальрун уверенно направился на запад, в сторону от центральной улицы. Короткий путь