большое черное пятно.

– И что мы собираемся делать? – шепчу, осознавая, как приятно звучит это «мы».

– Мы прыгнем, – спокойно произносит Эштон.

Резко поворачиваюсь к нему, при этом широко распахнув глаза.

– Повтори.

– Мы прыгнем, – пожимает плечами он.

В его глазах ни капли веселья, это означает, что он сейчас не шутит. И это до чертиков меня пугает.

– Прыгнем?

– Знаешь, Хлоя, еще немного, и вместо Детектива я буду называть тебя попугаем. Зачем ты все за мной повторяешь?

– Ты болен?

– Болен?

– Да. Скажи мне. Только честно. У тебя рак мозга? Или психическое расстройство?

– То есть со скал прыгают только больные?

– Думаю, что так и есть.

– Хорошо, – просто отвечает он. – Хочешь прыгнуть вместе со мной и стать при этом больной?

Приоткрываю рот. Но тут же закрываю. Снова приоткрываю.

– Я спрошу еще раз, Хлоя. Ты мне доверяешь?

Его глаза внимательно изучают мои. И на его лице нет ни капли сомнений.

– Ты псих, – шепчу я.

– А если я и вправду болен, Детектив, а ты здесь обзываешься и тем самым наносишь мне душевные раны? – На его губах появляется мимолетная улыбка.

– Эштон, мы не будем прыгать.

– Мы прыгнем.

– Нет.

– Хлоя, ответь на мой вопрос.

Набираю полные легкие воздуха, а затем шумно выдыхаю. Сердце колотится с таким грохотом, что его отсюда наверняка слышно даже где-нибудь в Калифорнии. Я перевожу взгляд на море, посмотрев вниз, и в этот момент начинаю часто и коротко дышать. Глаза наполняются слезами, и я поворачиваюсь к Эштону, который стоит рядом, спрятав руки в карманы, и при этом все еще не отводит от меня взгляда.

– Да, – тихо отвечаю. – Доверяю.

Эштон облизывает губы и снова протягивает мне руку. Дрожа, накрываю ее своей, после чего снова выдыхаю.

– Ты готова?

– Нет.

– На счет «три».

Делаю глубокий вдох, надеясь на отсчет, но Эштон просто кричит:

– Три!

Крепко держа его ладонь, я улетаю за ним.

Парю высоко над водой, оглушенная своим же собственным криком.

В первую секунду зажмуриваюсь, пока перед глазами проносится целая жизнь, но тут же распахиваю глаза, и мир вокруг сливается в одно большое пятно.

Звон в ушах становится все громче. Тело пронзает эйфория. Адреналин кружит голову. А на глазах выступают слезы.

Спустя буквально пару секунд громкий всплеск воды оглушает, стоит нам погрузиться в нее. Сердце колотится как сумасшедшее. Задерживаю дыхание и стремлюсь вынырнуть, пока тело пронзает дрожь от адреналина.

Наконец, выплываю из воды, жадно глотая воздух. Пытаюсь отдышаться и не дать возможности сердцу выпрыгнуть из груди. По лицу вдруг начинают потоком течь неконтролируемые слезы.

Затуманенный взгляд находит Эштона. Он проводит рукой по своим мокрым волосам, зачесывая их назад, а затем подплывает ко мне. Бережно кладет свою большую ладонь на мою поясницу и притягивает к своей груди.

Мои всхлипы становятся громче, пока я льну к нему всем телом. Он обнимает меня, пряча от окружающего мира, от боли, от страха. Его ровное сердцебиение оказывает на меня успокаивающий эффект. Тепло его рук словно позволяет мне забыться.

– У птицы на твоей лопатке все-таки есть крылья, – шепчет он, заставляя меня своими словами прижаться к нему еще сильнее.

– Не отпускай меня, – вдруг срывается с моих губ.

– Никогда, – тихо-тихо произносит он.

И я ему верю.

Пару часов спустя я прислоняюсь спиной к двери. Сердце все еще разгоняется, как машина на ралли, хотя с момента прыжка прошло уже достаточно времени. В голове сейчас такой сумбур, что вряд ли при всем желании я смогу связать воедино хотя бы парочку мыслей.

Прикрываю веки, ощущая что-то странное в груди. Что-то, вызвавшее во мне какую-то новую эмоцию, какое-то непонятное чувство, накрывшее волной цунами с головой.

На тумбе у зеркала вибрирует телефон, заставляя меня вздрогнуть. Когда он оказывается в моей руке, замечаю на экране имя Фрэнка. Делаю глубокий вдох, моля, чтобы мой голос звучал ровно, без дрожи, и отвечаю на звонок.

– Привет, – возможно, слишком радостно пищу я.

– Я звонил тебе несколько раз на протяжении нескольких часов. Где ты была?

– Прости, я забыла телефон дома.

– Так сложно было не забывать?

Самый тупой вопрос, который мне когда-либо доводилось слышать.

– Прости, дорогой, – выдавливаю из себя и чувствую, как от «дорогой» тошнота подступает к горлу.

– Еще раз такое повторится, Хлоя, пеняй на себя, – рычит в трубку он, заставляя волосы встать дыбом.

– Так зачем ты звонил?

– А я что, уже не могу тебе позвонить?

– Можешь, – выдыхаю я. – Конечно, можешь.

– Херню тогда не спрашивай.

Тяжело сглатываю ком в горле, пытаясь не расплакаться.

– Я приеду пораньше. Через пять дней.

Приоткрываю рот от удивления, не в силах вымолвить хоть что-то.

– Не слышу радости, – недовольно произносит.

Я тут же прихожу в себя.

– Не терпится тебя увидеть, – вымученно говорю, едва ворочая языком.

– По голосу непохоже. Я, по-твоему, что, тупой? Что происходит, Хлоя?

– Обычное волнение перед свадьбой, Фрэнк. Приезжай скорее, мне так одиноко без тебя, – лгу я, крепко зажмурившись.

– Соскучилась по моему члену?

Предательские слезы все же стекают по щекам, вызывая жгучее желание сдохнуть.

– Я не слышу, – хрипит он.

– Очень.

– Как-то неуверенно прозвучало.

– Фрэнк, я безумно по тебе соскучилась, ты же знаешь. Я просто устала. Бесконечный выбор цветов, меню, рассадка. Это отнимает много сил.

– Какая же ты неблагодарная тварь.

Тяжело сглатываю.

– Я работаю, чтобы ты могла все это выбирать, пока ты там развлекаешься, нанося крем для загара. И это вся твоя благодарность?

– Фрэнк… – шепчу я.

– Потом поговорим, – нервно отвечает он, прежде чем бросить трубку.

Я сползаю по двери на пол и позволяю себе заплакать. Бросаю телефон на плитку в надежде, что он разобьется и Фрэнк не сможет мне позвонить, но айфон остается целым. Издаю стон отчаяния и обхватываю колени руками. Из груди вырываются рыдания, что я держала в себе много лет.

Вы наверняка задаетесь вопросом, а почему она не уйдет? Зачем терпит? Можно же просто взять и уйти.

Можно. В теории.

Вот только теории на то и теории, и вам никогда не узнать, каково это – терпеть насилие. Не столь важно, психологическое или физическое. Насилие мозга ничуть не лучше, чем насилие тела, если уж на то пошло. Но если вдруг вам известно… то мне невероятно больно за вас, ведь я отлично знаю, каково это – терпеть оба вида насилия и не найти в себе сил это остановить из-за страха.

Но сейчас, встретив Эштона, вдруг стало интересно: а какая эмоция сильнее – страх или любовь? Готова ли я перестать бояться, чтобы позволить себе любить?

ГЛАВА 20

VIRGINIA TO VEGAS – NO EXCUSES

Эштон

– Ты готова к веселью? – облокотившись на дверной косяк, интересуюсь я, когда следующим вечером Хлоя открывает дверь свой виллы.

Она улыбается и слегка наклоняет голову набок. Ее карамельные глаза переливаются золотом в свете ярких солнечных лучей, пока она пристально смотрит в мои.

– Если я отвечу «нет», то ты поверишь?

– Пф, – фыркаю я. – Конечно. Ведь ты такая зануда.

– Я зануда? – Она вскидывает темные брови и приоткрывает от удивления рот. – А ну возьми свои слова назад!

– Хлоя, ну давай смотреть правде в глаза: ты не умеешь веселиться, – бросаю ей вызов.

– Я умею веселиться!

Обхватываю пальцами подбородок, прикидываясь, что над чем-то задумался, а затем киваю и произношу:

– Видела нашего портье?

– Которого из двух?

– Который никогда не улыбается и ходит угрюмый.

Хлоя закатывает глаза, а я продолжаю:

– Так вот он – и то