Эштон

Меня будит громкий звонок моего телефона. Смотрю на настенные часы, которые показывают половину девятого утра, и издаю стон. Ну какого хрена? Тянусь к прикроватной тумбочке и вижу на экране имя сестры. Раздражительность сразу сменяется ужасом (вдруг она уже рожает?!), поэтому я взволнованно отвечаю на звонок:

– Ты рожаешь?

Эбби цокает.

– Боже мой, почему всех волнует, когда я рожу? Мог бы для приличия просто поинтересоваться, как у меня дела, хорошо ли я кушаю, можно ли мне заниматься с…

– Я понял, – перебиваю ее я. – Прости, но я не хочу ничего знать о вашей с Ридом интимной жизни. Если ты вдруг забыла, у меня травма.

– При чем тут сексуальная жизнь? Я хотела сказать «спортом», – смеется Эбс, и я коротко выдыхаю.

– И как твои дела?

– Ты спросил это так, будто одолжение мне сделал, – недовольно отвечает сестра.

Господи, беременная Эбби – это какой-то отдельный вид извращенства. Не представляю, как Рид еще не спятил.

– Эбби, я тебя люблю, знаешь?

– Сильно?

– Очень сильно.

– Так сильно, что готов ради меня на все?

Боже, она просто вьет из меня веревки.

– Да. Готов на все.

Ну честное слово, легче просто согласиться.

– Я хочу, чтобы ты решил вопросы со своим сексуальным напряжением.

Округляю глаза.

– Что?! – переспрашиваю я, не веря своим ушам.

– Ну а что?

Мотаю головой.

– Знаешь, я бы понял, если бы такую хрень предложил мне Рид, но от тебя не ожидал.

– Ну из-за того, что мне со дня на день рожать, нам с Ридом запретили заниматься сексом. И я же вижу, как ему тяжело. А каково тебе? Столько лет.

Морщусь.

– Боже, не будь ты беременной, я бы решил, что ты пьяная. Если у тебя все, то я вешаю трубку.

– Ты ведь даже не узнал, как мои дела! – вопит она.

ГОСПОДИ!

– И как твои дела?

– Тебе неинтересно, как мои дела!!!

– Очень интересно, Эбби. Я не смогу спокойно жить, если не узнаю, как твои дела.

– Очевидно, это ложь. Но приятно.

Смеюсь.

– Ты… познакомился с кем-нибудь на острове? – неожиданно спрашивает она.

– Да.

– Да?! – визжит она.

– О да. Это была любовь с первого взгляда!

Эбби громко вопит, и мне приходится отодвинуть телефон от уха.

– Расскажи мне все!!! – кричит она.

– Ну был один из жарких июньских дней. Небо было ясное. Ни единого облачка. Я шел по набережной Агиос-Николаоса, и мне в лицо дул теплый ветерок. По крутой лестнице я спустился к пирсу, чтобы взять в аренду гидроцикл. И в этот момент наши взгляды нашли друг друга. Эти карамельные глаза, янтарная радужка которых сияла в ярком солнечном свете, пленили меня своей красотой. Я замер на мгновение. А затем спешно направился к гидроциклам и спросил: «Это вы – Омир, мой гид?» И он ответил мне «да».

На другом конце линии воцаряется тишина. Я отодвигаю айфон от уха, чтобы убедиться, что Эбби все еще здесь, а затем слышу ее тихий вздох:

– Мой брат – идиот.

Я запрокидываю голову и начинаю хохотать так сильно, что из глаз текут слезы.

– Честно, никогда не подозревала, что такое возможно. Ты только что открылся для меня с новой стороны.

Я продолжаю смеяться и держусь рукой за живот.

– Все. Я вешаю трубку! – пытается перекричать мой смех Эбби. – Так и знала, что ты приемный!

Звонок сбрасывается, и я откидываюсь головой на подушку с улыбкой на губах. Смотрю прямо перед собой в окно, наблюдая за тем, как самолет рассекает небесное полотно, оставляя на нем белоснежный шлейф. Улыбка становится еще шире от осознания, что не придется менять планы из-за дождя, ведь последние несколько дней на острове наблюдалась погода в стиле Форкса в «Сумерках», что совершенно меня не радовало. Но сегодняшнее солнце явно говорит о том, что лучшего момента для поездки не найти.

Подрываюсь с постели и направляюсь в ванную, выйдя из которой спустя пятнадцать минут тут же натягиваю плавки и футболку. Потом засовываю ноги в кроксы и, схватив ключи от мотоцикла, вылетаю на улицу.

Солнечные лучики освещают дорожку из белого камня, пока я иду к вилле Хлои. Прохожу мимо кустарников, листва которых шелестит на ветру, и наслаждаюсь ароматом азалий. Остановившись на веранде, слышу доносящиеся изнутри греческие мотивы.

Несколько раз стучу железным кольцом-ручкой, и музыка замолкает. Спустя мгновение на пороге появляется Хлоя. Сквозь небольшое стекло вижу ее ошарашенный взгляд и растрепанные волосы. Заметив меня, она тут же начинает их приглаживать, после чего наконец распахивает дверь.

– Привет, – с широкой улыбкой произношу я.

– Привет, – выдыхает она.

– Почему ты еще не готова? – Я облизываю губы, смотря на румянец на ее щеках и мысленно делая пометку, как он ей идет. В этот момент она живая, а не безэмоциональная кукла, в которую ее превратил этот гребаный Фрэнк.

– Я немного потерялась во времени. – Хлоя прикусывает губу. – Омир ведь пригласил нас на танцы, и я решила… Ну, знаешь… Неважно. Я сейчас соберусь.

– Важно, – безапелляционно произношу я.

Она тяжело сглатывает, глядя на меня своими золотистыми глазами, лучезарно сияющими в солнечном свете. Вижу, как с ее губ срывается короткий вздох, и вдруг понимаю, что для меня это все действительно важно.

– Ладно. – На ее лице появляется улыбка. – Проходи.

Боже, как ей идет эта улыбка! Настоящая. Такая, от которой наполняются теплом даже ее глаза.

Переступаю порог и прохожу в комнату к дивану. На большом экране напротив него вижу видео на паузе. Вскидываю бровь и поворачиваюсь к Хлое.

– Я люблю танцевать, – внезапно произносит она, закрывая за мной дверь. – Любила… Это всегда вызывало во мне бурю эмоций. Я мечтала танцевать где-нибудь на Бродвее, проводила много времени в студии хореографии и не представляла своей жизни без танцев, – тараторит Хлоя со смущением и вдруг делает паузу, а затем с грустью продолжает: – Я очень давно не танцевала, но, когда Омир рассказывал нам о том, как проходят греческие праздники, мне вдруг захотелось. У нас есть немного времени? – Она прикусывает губу, смотря на меня с мольбой в глазах.

– Есть, – улыбаюсь я.

– Садись.

Я послушно устраиваюсь на диване, и она, схватив пульт, падает рядом. Включив видео, Хлоя начинает рассказывать мне о танцах, без которых не проходит ни один греческий праздник. Несколько раз мы прокручиваем видео с танцем сиртаки, самым популярным в Греции, а затем возвращаемся к истокам этого вида танца – хасапико.

Хлоя так быстро обо всем этом рассказывает во время просмотра, что я невольно улыбаюсь.

– Почему ты надо мной смеешься? – недовольно восклицает она, показав все видео.

– Смотрела «Троллей»?

– «Троллей»? – переспрашивает она.

– Ага. Мультфильм. Там, где Розочка. Ты – вылитая она.

Она широко открывает рот от негодования.

– Давай-ка проясним. Ты только что назвал меня троллем? – Она пихает меня кулаком в плечо, и я начинаю смеяться.

– Вообще-то, я имел в виду, что ты подозрительно болтливая и чересчур активная.

Она замолкает и трудно сглатывает, не сводя с меня взгляда. Я медленно убираю выбившуюся прядь волос ей за ухо.

– Никогда не видел тебя такой.

– Меня уже много лет никто такой не видел. И давай сделаем вид, что этого не было, – шепчет она.

– Почему, Хлоя?

– Нам пора. – Она резко подрывается на ноги.

Я вскакиваю с места вслед за ней и, сам не понимая, что делаю, зарываюсь рукой в ее волосы, заставляя остановиться и взглянуть на меня. Ее янтарные глаза суетливо бегают по моему лицу, а биение сердце ускоряется. Его громкий стук отдается у меня в висках. Медленно провожу подушечками пальцев по ее шее, пытаясь унять собственное сердцебиение.

– Не закрывайся от