Шрифт:
Закладка:
– Здравствуй, аментет.
Он стоял у входа в лавку, с обманчивой ленцой оперевшись на металлический посох с изогнутым заточенным навершием. Высокий, облачённый во всё чёрное. Хищная шакалья маска лучше любых слов говорила о личности своего носителя.
– Анубис… Каратель Царя Богов… – прошептала Ифе.
– Рад, что ты знаешь, кто я. Глупых вопросов будет меньше.
Девушка дёрнулась, чтобы разбудить Кейфла, но не обнаружила его рядом с собой. Повернувшись, она увидела тело спящего хекау, висевшее в воздухе.
– Не надо лишних движений, аментет. Пусть бывший маа-херу спит. Поверь, смерть во сне – это милосердие.
– Тогда почему вы разбудили меня? – со смесью страха и отчаянной злости спросила аментет.
Анубис медленно качнул головой, и маска шакала исчезла, открывая его лицо. На Ифе бесстрастно смотрел взрослый мужчина. Его угловатые черты выдавали жёсткость характера, а холодные зелёные глаза, выделявшиеся на смуглом лице, казалось, заглядывали в самую душу.
– Тебя разбудил не я, а страх, – спокойно пояснил он. – Для души, что запятнана грехом, это нормальная реакция на моё присутствие.
Анубис указал на висящего в воздухе Кейфла.
– Его я усыпил намеренно. Как и праведную женщину в соседних покоях. Хекау мог наделать шума в попытках помешать. А её срок ещё не пришёл.
«Мив!» – Ифе бросила полный тревоги взгляд на дверь в комнату старушки.
– Не бойся. Сегодня со мной уйдут лишь две грешные души.
«Вот и всё…» Девушка медленно, стараясь ничем не спровоцировать бога, поднялась с циновки. Нужно было что-то сделать. Как-то отсрочить момент расплаты. Но ни одной дельной идеи не приходило в голову. «Ты стоишь перед лицом Карателя. Самого Анубиса. И всё равно ищешь пути к спасению… Глупо!»
– Что ж, не будем тянуть. Амт голодна.
«Ты заслужила это. Ты знала, на что идёшь». И всё же, когда Анубис шагнул вперёд, простирая руку в сторону Кейфла, Ифе не смогла себя остановить. Она шагнула вперёд, заслоняя тело хекау.
– Его уже оправдали! – крикнула она. – Навеки нарекли маа-херу! Или нерушимость слова бога – это сказка для маленьких смертных?!
Ифе замолчала, тяжело дыша. Ей следовало подчиниться, последовать в небытие, но она не могла. Жизнь, уже полученную, оказалось слишком сложно терять. И девушка собиралась бороться за неё до последнего вздоха.
– Ты смеешь оскорблять богов, хотя сама предала их, безымянная? – Анубис шагнул вперёд, и она поспешно отступила.
– У меня есть имя. Я – Ифе. А правда – это не оскорбление.
Зелёный всполох ярости мелькнул в глазах бога.
Всё произошло в мгновение ока. Аментет даже не успела вдохнуть. Каратель преодолел разделявшее их расстояние нечеловечески быстро. Его холодные пальцы обхватили её шею, сжимая и перекрывая доступ воздуху.
– Ты сама выбрала, как хочешь умереть.
«Я не хочу умирать!» Ифе билась, пытаясь ослабить хватку и вздохнуть, но Анубис казался вытесанным из камня. Он бесстрастно наблюдал за мучениями аментет, ожидая, пока жизнь померкнет в её глазах.
Девушка судорожно размышляла, не желая сдаваться. Что, если задать ему вопрос? Умолять?
«Каратель Осириса… Что ему до просьб грешной аментет? Если только…»
Догадка кольнула её разум. Хрипло, сдавленно она прошептала:
– Если я умру, где гарантия, что… Другие аментет… Не начнут чувствовать? Что, если я – последний шанс узнать, как можно вернуть чувства?
– Их просто будет ждать такая же кара, – спокойно ответил Анубис.
Несмотря на бесстрастный ответ бога, Ифе почувствовала, что хватка на её горле ослабла.
– Если все аментет разом начнут чувствовать, то, обладая силой крыльев, смогут пойти против бога, что стёр их личности. Вы, Каратель, должны уберечь Осириса от этого, не так ли?
Она судорожно хватала ртом воздух, пока была такая возможность. Анубис так и не отпустил её, но его пальцы больше не впивались в кожу смертельной хваткой.
Новая вспышка злости вспыхнула в прищуренных глазах бога. «Что она о себе возомнила?! Проще отправить её в небытие, а следом и любого из аментет, кто вернёт эмоции!» – думал он.
В конце концов, Анубис был гончим Царя Богов, его Карателем. Ему ничего не стоило уничтожить хоть сотни грешных душ, с крыльями или без.
Он нахмурился, и Ифе мысленно приготовилась к смерти. Но бог лишь приблизил к ней своё лицо, что-то ища в глазах. Треск ломающегося дерева заставил его отвлечься.
Через плечо бога аментет увидела, как дверь в лавку слетела с петель, глухо ударяясь о стену. Первой мыслью девушки было, что меджаи нашли их. Но, взглянув в открывшийся проём, она увидела знакомую фигуру. «Он?!»
В лавку шагнул тот самый незнакомец с алыми отсветами в чёрных волосах, которого Ифе встретила на берегу Хапи в Дуате.
– А, племянник! Я как раз тебя искал!
Из горла Анубиса вырвался нечеловеческий рык.
– Предатель! Я низвергну тебя в глубины глубин!
Краем глаза Ифе заметила, как тело Кейфла с глухим ударом упало на циновку. Каратель Осириса, казалось, забыл о грешниках, в слепой ярости надвигаясь на незнакомца.
«Этот мужчина говорил, что придёт на помощь в самый тёмный час, если я честно скажу, чего желаю, – вспомнила она. – Я пожелала лотос, и этот цветок снова стал спасением!»
Анубис резко обернулся к Ифе, уничтожая только что пробившиеся ростки надежды.
– Не думаю, что это совпадение, грешная аментет. Ты не просто нарушила закон, но и сговорилась с гнусным ослом?
– Я…
Ифе перебил незнакомец.
– Неужели, племянник, ты думаешь, что меня интересуют пташки нашего царька? Пусть и такие аппетитные.
Девушка приоткрыла рот в немом удивлении. «Не хочет говорить о том, что мы знакомы… Да и можно ли это назвать знакомством?»
– Я и забыл, что тебе нет дела ни до кого, кроме самого себя, – выплюнул Анубис.
– Почему? Мне есть дело до тебя, мой праведный родственник. И сегодня я хочу поквитаться с тобой за века гонений.
Внезапная смена ехидного настроения мужчины на ледяное спокойствие заставила Ифе вздрогнуть. Его слова звучали странно и больше походили на мистерию, чем на реальные эмоции.
Анубис молчал. А в следующий миг он бросился на незнакомца, материализуя на своей голове маску.
– Изыди!
От столкновения двух тел по лавке пронёсся поток силы, откинувший Ифе к стене. Она с трудом встала на четвереньки и подползла к хекау, впиваясь пальцами ему в руку: «Ну же, очнись!» Перевязь на плече юноши пропиталась кровью, а лицо было
