Шрифт:
Закладка:
На время брака с отчимом желающее тело моей матери — как мне казалось — не оставило места для материнского тела. Ибо я была уверена, что отчим — не просто объект ее желания. Я знала: для нее он и был желанием во плоти. Эта мысль сослужила ей горькую службу, когда двадцать с лишним лет спустя он оставил ее, уходя признавшись во всевозможных изменах.
Я ненавидела его за то, что растоптал ее; ее — за то, что дала себя растоптать.
Когда я была подростком, мать пыталась более взрослыми словами объяснить, почему ушла от отца. Но даже в тринадцать лет я не знала, как смириться с тем, что ей нужно было его оставить, дабы «не упустить свой шанс на счастье». Отец казался мне вместилищем всего земного счастья; его смерть только усилила это впечатление.
Почему он не был достаточно хорош? Он говорил мне, что я могу работать вне дома, если хочу, при условии, что его рубашки будут всегда отутюжены, чтобы было в чем назавтра пойти на работу, сказала мне мать. Феминистка внутри меня осталась равнодушной. Но ты ведь могла ему сказать, что не хочешь гладить рубашки, и посмотреть на его реакцию?
Когда мой отчим наконец ушел, мы с сестрой почувствовали облегчение напополам с горем. Чужак, наконец-то, изгнан. Содомитская мать исчезнет, и материнское тело в кои-то веки будет нашим.
Вот почему совсем не удивительно, что новость о том, что наша мать снова выходит замуж, спустя каких-то несколько лет, застала нас врасплох. Она и ее жених объявили об этом за торжественным ужином, организованным, к нашему удивлению, исключительно ради этой цели. Я смотрела на сестру: она сначала покраснела от злости, а затем начала рыскать вокруг в поисках спасительной соломинки, за которую могла бы ухватиться. Что ж, если свадьба в июне, меня не будет, плевалась она. В июне для свадьбы жарковато. Если свадьба в июне, меня не будет. Она рушила идиллию, и я была ей за это очень благодарна.
Но на сей раз, насколько я могу судить, моя мать не превратила своего мужа в олицетворение желания, хотя и очень его любит. А он, насколько я могу судить, не пытается отговорить ее от самоуничижения — но и не подстрекает к нему. Он просто ее любит. Я у него учусь.
Примерно спустя сутки после рождения Игги милая женщина в больнице, проверившая его слух, дала мне широкую белую ленту для моего послеродового живота — по сути гигантский эластичный бинт на липучке. Я была ей благодарна, поскольку средняя часть моего тела как будто собиралась соскользнуть на пол.
Вечное падение, распад на куски. Может, этот пояс сохранит меня в целости. Вручая его мне, она подмигнула и сказала: Спасибо за ваш вклад в красоту Америки.
Утянувшись, я проковыляла обратно в палату, но благодарность моя теперь была пронизана недоумением. За какой еще вклад? За то, что ребенка родила? За то, что приняла меры к нераспространению? За то, что не распалась на куски?
Вообще-то оно пугает, это таяние. Эта плоть, похожая на тесто для пиццы, складками свисающая там, где прежде была налитая упругость.
Не думайте, что потеряли собственное тело, советует один сайт недавно родившим. Думайте, что отдали свое тело своему ребенку.
Я отдала свое тело своему ребенку. Я отдала свое тело своему ребенку. Не уверена, что хочу его обратно, и не знаю, в каком смысле вообще могла им обладать.
В послеродовой горячке я лениво кликала по статьям на домашней страничке AOL (да, AOL[68]), где какие-нибудь знаменитости возвращали былую форму или сексуальность после рождения детей. Обычное дело, но пощады нет никому: одержимость сплетнями о том, что одна-де забеременела, у другой появился живот, а жизнь третьей навсегда меняется в связи с грядущим появлением на свет всех изумляющего и всеми желанного РЕБЕНКА, в мгновение ока превращается в одержимость тем, как скоро исчезнут все следы вынашивания этого знаменательного РЕБЕНКА и как скоро карьера, сексуальная жизнь и вес матери могут быть восстановлены, как будто вообще ничего не произошло.
Кого волнует, чего ОНА хочет? Ее супружеский долг — оставить позади огромное физическое событие, которое в буквальном смысле перестроило ее органы, непостижимо растянуло члены и провело ее через врата жизни и смерти в кратчайший возможный срок. Вспоминается статья одной женщины на христианском сайте «Брачные миссии», который обещает «помочь тем, кто состоит в браке или готовится в него вступить, ВЗЯТЬ В СВОИ РУКИ спасение брака от развода»: «Мне казалось, я всё время только и делаю, что удовлетворяю чужие потребности. К концу дня, позаботившись о детях, поработав в церковном приходе и постирав мужнины вещи, я думала: хватит с меня чужих потребностей. Всё, что мне было нужно, — подушка и журнал. Но Бог напомнил мне: уверена ли ты, что даешь мужу именно то, чего он хочет?» Ну разумеется, ответ — НЕТ! Как и то, что БОГ никогда не посоветует ей отложить приносящие покой журнал с подушкой и начать трахаться с мужем! Забей на всё и начни трахаться! Бог говорит: даешь GGG!
GGG: Good, Giving и Game. Эта аббревиатура, придуманная секс-колумнистом Дэном Сэвиджем, расшифровывается как «хороша в постели», «внимательна» и «готова к экспериментам». «Если вы намереваетесь быть моногамными и заниматься всеми возможными сексуальными практиками вдвоем, то вы должны стать друг для друга шлюхами, — говорит Сэвидж. — Вы должны быть готовыми к чему угодно».
Этому убедительному правилу я всегда старалась следовать. Но теперь понимаю, что у нас есть право и на разврат, и на усталость.
В эпоху, когда содомитскую мать готовы свергнуть, превратив ее в милфу, как может разнузданная, «девиантная» сексуальная активность оставаться признаком радикальности? Какой смысл приравнивать «квирность» к «сексуальной девиации», когда якобы гетеросексуальный мир как ни в чем не бывало идет с последней в ногу? Кто еще в гетеросексуальном мире, помимо некоторых прожженных религиозных консерваторов, всерьез воспринимает сексуальное удовольствие как неразрывно связанное с репродуктивной функцией? Кто-нибудь удосужился в последнее время взглянуть на бесконечный список фетишей на «гетеросексуальном» порносайте? Читали ли вы новости о суде над офицером Гилберто Вэлли[69]? (Я прочла
