Шрифт:
Закладка:
До этого момента работа Гельвеция заслуживала того, чтобы Вольтер назвал ее «омлетом» — смешением идей, давно существующих в философском мире. Но теперь он перешел к своим наиболее характерным предложениям. Поскольку все идеи проистекают из опыта индивида, разнообразие идей и характеров отдельных людей и наций зависит от различий в индивидуальном или национальном окружении. Все люди при рождении обладают равными способностями к пониманию и суждениям; врожденного превосходства ума не существует. «Все наделены силой и властью внимания, достаточной для того, чтобы возвести их в ранг выдающихся людей», если им благоприятствуют среда, образование и обстоятельства; «неравенство их способностей всегда является следствием различий в положении, в которое их поставил случай».11
В тот момент, когда ребенок выходит из утробы матери… он вступает в жизнь без идей и без страстей. Единственное, что он чувствует, — это голод. Не в колыбели [не от наследственности] мы получили страсти гордости, скупости, честолюбия, стремления к почету и славе. Эти разжигающие страсти, порожденные в городах, предполагают уже установленные среди людей условности и законы…. Такие страсти были бы неизвестны тому, кто в момент своего рождения был занесен бурей в пустыню и, подобно Ромулу, вскормлен волчицей…. Любовь к славе — это приобретение, а значит, результат обучения.12
Даже гений — это продукт среды, то есть опыта плюс обстоятельств. Гений добавляет последний шаг в изобретении ко многим шагам, сделанным до него, и этот последний шаг обусловлен обстоятельствами. «Каждая новая идея — это дар случая», то есть «ряд следствий, причину которых мы не осознаем».13
Откуда такое неравенство в понимании? Потому что никто не воспринимает в точности одни и те же предметы, не находится в одинаковом положении и не получил одинакового образования; и потому что случай, который руководит нашим обучением, не ведет всех людей к одинаково богатым и плодотворным рудникам. Поэтому неравенство в понимании мы должны отнести именно к образованию, взятому в самом полном объеме, который мы можем дать этому термину, и в которое также включена идея случайности.14
Вероятно, этот психологический анализ — особенно щедрый у миллионера — проистекал из политических установок. Консерваторы подчеркивают различия и влияние наследственности, а также необходимость осторожности в изменении институтов, укорененных в естественном и врожденном неравенстве способностей и характера. Реформаторы подчеркивают различия и влияние среды, благодаря которым неравенство способностей, власти и богатства объясняется не врожденными заслугами, а случайностью рождения и привилегиями положения; поэтому неравенство может быть уменьшено путем выравнивания образования и улучшения среды. Гельвеций применяет свою теорию естественного равенства как к расам, так и к отдельным людям: все расы достигли бы одинакового развития, если бы их экологические возможности были равны. Следовательно, национальная гордость, как и гордость личная или классовая, не имеет под собой никаких оснований. «Свобода, которой так гордятся англичане… является не столько наградой за их мужество, сколько подарком судьбы» — то есть защитой Ла-Манша и морей. (Внутренняя свобода, при прочих равных условиях, изменяется обратно пропорционально внешней опасности).
Очевидно, что, исходя из этих предпосылок, путь прогресса лежит через совершенствование образования, общества и государства. «Образование способно повлиять на все»; разве оно не учит медведя танцевать?15 Всякий прогресс, даже в области морали, зависит от распространения знаний и воспитания интеллекта; «уничтожьте невежество, и вы уничтожите все семена морального зла».16 Чтобы достичь этой цели, необходимо перестроить всю систему образования Франции; она должна быть освобождена от церкви и передана государству; она должна быть предоставлена всем людям, любого пола и возраста. Преподавание латыни и греческого должно быть заменено обучением наукам и технике, а новый акцент должен быть сделан на формировании здоровых тел и «мудрых и добродетельных умов».17
Здесь Гельвеций, не отрицая ни одной христианской догмы, вступает в страстную борьбу за ограничение церковной власти во Франции. Он нападает на церковь скорее с социальной, чем с теологической точки зрения. Он осуждает католическое прославление безбрачия и бедности, но радуется, что очень немногие христиане воспринимают эти идеи всерьез; «тайное недоверие часто противостоит пагубному влиянию религиозных принципов».18 Католический контроль над образованием, обвиняет он, не только тормозит технический прогресс нации, пренебрегая наукой, но и позволяет духовенству формировать сознание ребенка для господства священника.19
Во все времена духовенство стремилось к власти и богатству. Каким способом оно может удовлетворить это желание? Продажей надежды и страха. Священники, оптовые торговцы этими товарами, понимали, что такая продажа будет гарантированной и прибыльной.20…Власть жреца зависит от суеверий и глупого легковерия народа. Ему мало пользы от их образованности; чем меньше они знают, тем послушнее будут подчиняться его диктату».21… В каждой религии первая цель священников — подавить любопытство людей, не допустить изучения каждой догмы, абсурдность которой слишком очевидна, чтобы ее можно было скрыть.22…Человек рождается невежественным, но он не рождается глупцом; и не без труда он делается таковым. Чтобы он стал таковым и смог погасить в себе свой естественный свет, необходимо применить много искусства и методов; обучение должно нагромождать на него ошибку за ошибкой.23…Нет ничего такого, что священноначалие не могло бы осуществить с помощью суеверия. Ибо этим она лишает магистратов их авторитета, а королей — их законной власти; тем самым она подчиняет себе народ и приобретает над ним власть, которая часто превосходит законы; и таким образом она окончательно развращает сами принципы морали.24
Гельвеций добавляет восемь глав о веротерпимости.
Религиозная нетерпимость — дочь святотатственных амбиций и глупого легковерия.25…Если я верю своей няне и своему воспитателю, то все остальные религии ложны, и только моя — истина. Но признает ли ее таковой вся Вселенная? Нет: земля все еще стонет под множеством храмов, посвященных заблуждению.26…Чему учит нас история религий? Тому, что они повсюду зажигали факел нетерпимости, усеивали равнины трупами, заливали поля кровью, сжигали города и разрушали империи.27…Разве турки, чья религия — это религия крови, не более терпимы, чем мы? Мы видим христианские церкви в Константинополе, но в Париже нет ни одной мечети.28…Терпимость подчиняет священника князю; нетерпимость подчиняет князя священнику.29
Гельвеций склонен сделать одно исключение в пользу нетерпимости:
Есть одна причина, по которой толерантность может оказаться губительной