Шрифт:
Закладка:
– Хочешь, попробуем гипноз?
– Нет, вряд ли он вернет мне достоверную память. Это все внушение. Она восстановится сама, если я… – Юлиана умолкает.
Если она будет постоянно об этом думать. Если она будет представлять Зою перед мысленным взором. Тогда память вернется.
Именно так Юлиана говорила своим пациентам, когда внушала им что-то. Именно так она заставила Веру Никольскую поверить, будто ее брак полон счастливых воспоминаний и за него стоит бороться. А на самом деле она заставляла поверить в ложь. Во имя спасения.
А сейчас сама оказалась на месте своих пациентов. Илья, его мать, Евгений и даже гинеколог Инесса – все они твердят об одном: у нее была дочь. И у них нет резона врать. А значит, это правда, которую надо принять. Вспомнить. И пережить боль заново.
– Ты все еще против того, чтобы уехать в другой город?
Вопрос Ильи отзывается легкой досадой, больше напоминающей ссадину на ладони.
– А ты все еще наивно веришь, что место жительства играет роль в наших отношениях? Ну, переедем мы в Москву, и что? Я продолжу изводить себя тем, что ничего не помню. И рано или поздно ты устанешь от моей депрессии.
– Не надо решать за меня. Я просто хочу спасти наш брак!
– Наш брак похоронен здесь, – Юлиана кивает на могилу. – А последние два года мы украли у судьбы. И должны быть благодарны хотя бы за это.
Илья молча проглатывает ее слова и вглядывается в сереющее небо:
– Может, пойдем домой? Скоро дождь вернется и польет в два раза сильнее.
– Да, – помертвевшим голосом произносит Юлиана, – конечно.
Она отступает назад и еще раз бросает взгляд на одинокую могилку маленького человечка:
– Почему нет ее портрета?
Илья вздыхает, и его голос дрожит от слез:
– Я не мог смотреть на фотографию Зои. Это было выше моих сил.
Он отворачивается и уходит по дорожкам между могил, даже не дожидаясь Юлиану. Она смотрит ему вслед, а внутри все переворачивается от горечи. Шесть лет назад она встретила мужчину, который казался ей спасителем. А теперь сама все разрушила.
* * *
Шесть лет назад…
Тик-так, тик-так.
Звук часов бьет по ушам. Юлиана стоит посреди кабинета Евгения и глубоко вдыхает насыщенный, будоражащий аромат его одеколона. Ей стоило бы уйти, но взгляд мужчины пригвоздил ее ноги к полу. Сердце болит. Кажется, его выдрали из груди – и вот оно лежит на столе и истекает кровью. Еще бьется, но с каждым ударом все медленней и безнадежней.
– Очень жаль, что мы не поняли друг друга, – наконец вздыхает Евгений. – Я ведь никогда не говорил, что люблю тебя. И не давал повода думать, что наши отношения – нечто более серьезное, чем приятный, но короткий роман.
Не давал. Он прав. Наоборот, при каждом свидании подчеркивал свою свободу и независимость, а Юлиана молчала и улыбалась, поскольку наивно надеялась, что с ней он передумает. Что она особенная. И сама же захлопнула ловушку для дурочек, которая называется «со мной будет иначе».
– Значит, ты всем отводишь на любовь один месяц? – Голос подводит и дрожит, как затихающая струна гитары.
Евгений устало потирает лицо ладонью, скользит пальцами по усам и черной бородке.
– Зачем ты так? С некоторыми мне хватает и ночи. Это пустой разговор. Юлиана, дорогая, давай забудем, что было, и продолжим работать, как взрослые люди.
– Работать и изредка спать вместе?
– Сколько яда. Нет. Я не возвращаюсь в старые отношения. Просто работать, – холодно замечает Евгений.
– А если я не хочу и не могу так? – Юлиана вскидывает бровь.
– Только не говори, что собираешься уволиться спустя месяц после того, как устроилась. Сразу после ординатуры… Подумай о карьере.
– Спать с директором – обычно хорошее начало карьерного роста, да вот только не в моем случае, – язвит Юлиана. – Я сегодня же напишу заявление. Надеюсь, я могу рассчитывать на увольнение одним днем? Тогда завтра меня здесь уже не будет.
Какие внутренние силы удержали ее от того, чтобы разрыдаться, Юлиана не знает, хотя обстановка кабинета и даже лицо Евгения давно смазались из-за пелены невыплаканных слез.
– Юлиана, ты не поняла. Я не позволю тебе уволиться. Ты слишком талантлива. «Санитатем» нуждается в таких талантах. – Он говорит тихо и вроде бы спокойно, но именно в этом спокойствии и кроется главная угроза.
– И как же ты меня остановишь?
– Никак. Можешь уволиться. Но репутацию я тебе испорчу. Мне не составит труда уничтожить твою карьеру психотерапевта одним щелчком. В наш центр мечтают попасть хотя бы уборщицей. С нашим мнением считаются. Да ты и сама это знаешь. – Евгений покачивает головой с такой безнадежностью, будто разговаривает с ребенком. – Иди домой, Юлиана. Я дам тебе неделю отпуска, чтобы ты пришла в себя, а потом жду на работе. Надеюсь, мы поняли друг друга и я больше не услышу от тебя слово «увольнение».
После его тирады у Юлианы не остается ни желания, ни сил что-либо говорить. Ноги сами выносят ее из кабинета Евгения, и она под порывами ветра идет по осенним улицам прочь от центра. Хочется кричать, но из груди вырывается лишь хриплое дыхание. Она сама не понимает, как оказывается на пороге юридической фирмы отца, а ведь до него от психотерапевтического центра пешком больше часа. И правда… Юлиана оглядывается в сгущающихся сумерках. Она и не заметила, куда делось время.
Только в фойе отцовской конторы, где ее окутывает тепло и встречает приветливая улыбка администратора Нины, Юлиана понимает, насколько продрогла. Идти к отцу в таком жалком виде не хочется, и она, приютившись на кожаном диванчике, с благодарностью принимает от Нины кружку горячего чая.
В голове пусто. На удивление, в душе тоже. Будто длинная прогулка по промозглому городу убила ее печаль. Хотя Юлиана подозревает, что это временный эффект от усталости.
– Привет-привет, – рядом с ней присаживается молодой парень с коротким блондинистым ежиком на голове. Голубые глаза такие яркие и солнечные, что Юлиана не может выдержать его взгляд.
– Мы знакомы? – хрипит она.
– Я знаю, что ты дочка моего босса. Поэтому заочно знакомы, – и снова улыбка, открывающая белоснежные зубы.
– Значит, ты тоже юрист?
Странно, но фамильярность блондина не раздражает. Наоборот, отвлекает от переживаний.
– Да. Меня зовут Илья, кстати.
Он протягивает Юлиане руку, которую она неуверенно пожимает. Рука теплая, широкая, мягкая. Рука человека, занимающегося умственным трудом.
– Ты не подумай, я не подкатываю. Но у тебя чертовски ведьмовские глаза. Такого темно-зеленого цвета я еще не