ледяного сквозняка маленькие девочки поежились. В остальном же они вели себя на удивление собранно. Вероятно, они до конца не понимали, что происходит. Они не плакали и не ныли. Я же почувствовала дыхание Хагган и судорожно сглотнула.

– Мы будем туда спускаться? – спросила Хео.

– Да, но нам понадобится свет, – ответила я. – Иначе мы можем упасть и разбить коленки. Яй, зайди с девочками внутрь. Я принесу лампы. Если услышите звуки, сразу же закрывайте дверь.

Яй втолкнула девочек в дверной проем. Я бросилась по коридору в нашу учебную комнату. Там были лампы и огниво – для тех нечастых случаев, когда занятия проходили по вечерам. Когда я дрожащими руками схватила две масляных лампы, со двора донесся звук, которого я не слышала несколько лет.

Мужской голос.

Я должна выяснить, что происходит. Бесшумно поставив лампы на стол, я залезла на подоконник.

Мужчины уже поднялись по Вечерней лестнице. В свете тонкого серпа луны я не могла разглядеть их лиц. Как клубок тьмы, они столпились перед Матерью, которая стояла, подняв руки, с седыми волосами, рассыпанными по плечам. За ней стояли сестры, а за ними неофитки, дрожащие в своих ночных рубашках, как лепестки яблоневого цвета. Мужчины представляли собой вибрирующую массу едва сдерживаемого насилия, готовую в любой момент сорвать белые лепестки, швырнуть в море, расколоть о скалы, нанизать на острие своего оружия, то и дело мерцавшего в лунном свете. Я видела разросшиеся светлые бороды, бритые головы, странные знаки, татуированные на руках.

И Мать без всякой защиты перед этим нападением. Только простертые вперед руки.

– Мужчинам вход на этот остров запрещен.

Ее голос звучал так громко и ясно, что заглушил собой громыхание стали и гневные голоса, донесся до меня через окно, отделявшее меня от двора.

– Мужчинам запрещен вход в Аббатство, – ее голос не колебался, звучал, как Кровавый колокол. – Немедленно оставьте нас. Возвращайтесь на свой корабль, плывите с миром – и вы будете жить столько, сколько отмерено нитью вашей жизни.

Я увидела Мать в профиль. Серьезная. Властная. Ее голос заставил мужчин заколебаться. Они не вытащили свои кинжалы, не кинулись вперед. Видать, вспомнили штиль и внезапно налетевший шторм. Они попятились.

Но тут вперед протиснулся мужчина. Голова у него была не бритая – коротко остриженные светлые волосы, ухоженная бородка. Я не видела, какого цвета на нем одежда, но на его камзоле был богато расшитый воротник, а у кинжала резная ручка. Я тут же поняла, кто это.

Отец Яй.

– Где она? Где эта гадина?

Он слегка замялся, оказавшись лицом к лицу с Матерью, – перед ее силой и серьезностью. Но не отступил. Только сильнее сжал рукоять кинжала.

– Отдай мне то, что принадлежит мне, женщина, и я оставлю вас в покое и не причиню вам горя.

Но его глаза говорили иное, нежели его губы.

– Ошибаешься, – спокойно ответила Мать. Она по-прежнему стояла, подняв руки. Они не дрожали. – Здесь нет ничего твоего. А горе ожидает тебя и твоих людей.

Тут отец Яй вскинул руку и отбил руки Матери. Его мужчины в страхе разинули рты, но ничего не произошло.

– Хватит трястись, как собаки, – проревел он и подался вперед к Матери. – Где она? Где моя… – он буквально выплюнул это слово, – дочь?

– Она теперь моя дочь, – спокойно ответила Мать. – Уходите своей дорогой.

– Молчать! – крикнул отец Яй. Потом обернулся к своим людям: – Обыскать все здания. Окрет, ты ведешь один отряд. Виньян, возьми с собой несколько человек. Вы знаете, кого искать.

Мужчины вытащили свои кинжалы. Несколько человек окружили сестер и неофиток. Один из них встал совсем рядом с сестрой О и Розой. Казалось, он более знатен, чем остальные, – куртка у него отливала золотом в свете луны, а борода с двумя концами была светлая, почти белая. На поясе у него висел зазубренный кинжал длиной с мою руку. Его руки и лоб были украшены татуировками. Он стоял, уставившись на Розу, раз за разом проводя языком по зубам за сомкнутыми губами. Роза стояла, обернувшись к морю, словно ничего не замечая вокруг себя.

Остальных увели двое мужчин в одежде, напоминающей камзол отца Яй, – один молодой, другой старый. Они вскоре вернулись.

– Дома пусты, брат, – сказал старый, становясь рядом с отцом Яй. – Никого.

– А вот этот заперт, дядя, – сказал молодой, указывая на Дом Знаний. На нем была черная куртка, похожая на камзол отца Яй. Он не поднимал глаз на дядю, не смотрел на женщин в белых одеждах. Он все время смотрел в землю, нервно перебирая пальцами небольшой кинжал на поясе.

– Значит, принесите что-нибудь, чем можно выбить дверь! – проревел отец Яй. – Немедленно!

Спрыгнув с подоконника, я схватила лампы и огниво. Скинула сандалии и бесшумно понеслась по коридору обратно к крипте. За входной дверью слышались мужские голоса, чуть приглушенные. Слов я не могла разобрать. Скоро они найдут что-нибудь, чем можно вышибить дверь. Очень скоро.

Я нырнула к остальным, и Яй, тоже услышавшая мужские голоса, тут же закрыла за мной дверь. Дверь затворилась совершенно беззвучно. Только когда она встала на место, я решилась зажечь масляные лампы. В их свете я увидела бледные лица остальных. Мерцающий свет озарил серые каменные стены и винтовую лестницу. Не решаясь говорить, мы молча спустились гуськом по лестнице. Мне пришлось проглотить свой страх и пойти впереди. Лестница оказалась не длинной. Когда она закончилась, мы оказались примерно на уровне внутреннего двора. Лестница привела нас в низкое продолговатое помещение со стенами из природного камня и нишами по обеим сторонам. Помещение было холодное, без всяких украшений, но здесь явно кто-то бывал. Пол был тщательно подметен, а посреди возвышался небольшой алтарь с подношениями Хагган: зимнее яблоко с прошлой зимы, несколько лунных камней и сброшенная змеиная кожа.

Мы с Яй, держа в руках по лампе, сделали несколько шагов в глубь помещения. Свет упал в ниши. В каждом углублении лежали останки сестер, живших и умерших на Меносе. Между позвонками скелетов и в пустых глазницах черепов таились тени Хагган. Нигде еще я не ощущала ее присутствия так остро, как здесь, – даже во время Лунного танца. Двери в ее царство я не видела, но я знала, что она притаилась где-то рядом, дожидаясь своего часа. Девочки жались ко мне и Яй, молчаливые и серьезные. Потолок был очень низкий, дальний конец помещения терялся во тьме.

– Не вижу ничего такого, чем можно было бы забаррикадировать дверь, – проговорила Яй и подняла лампу. Я сглотнула и потрясла головой.

– Остается надеяться, что они не найдут