Шрифт:
Закладка:
Мне понадобилось много времени, чтобы добраться до Вечерней лестницы, откуда открывался вид на море. Когда я наконец смогла открыть глаза, то не узнала моря.
Волны размером выше Храма Розы разбивались о берег. Воздух заполнился водой и пеной. Если бы Аббатство было расположено ближе к воде, от нас давно бы ничего не осталось. Нашу маленькую гавань и сарай рядом с ней смыло волнами. Море крушило все на своем пути.
От корабля не осталось и следа.
Шторм бушевал весь день. Мы переждали самую ужасную непогоду в Храме, а потом спрятались в Доме Сестер, где сестры уложили самых маленьких неофиток в свои постели, а мы, остальные, сидели у окон и смотрели, как море переделывает линию побережья.
Ближе к вечеру все стихло, и мы решились спуститься по Вечерней лестнице. Сестра Эрс и ее неофитки поспешили к очагу готовить ужин, а сестра Котке повела оставшихся неофиток в Усладу тела. Теплая вода в бассейне успокаивала и расслабляла, мы могли сидеть в ней так долго, как хотели. После этого нам не пришлось окунаться в холодный бассейн, и мы оделись в одежды, которые принесла нам из Дома Неофиток сестра Нуммель. Остальные сестры поспешили вниз посмотреть, какой урон нанес шторм и, вероятно, для того, чтобы провести церемонии и ритуалы, о которых мне ничего не известно. Эннике с нами не было. Она осталась в Храме с Розой.
Яй была как живой труп. Она не разговаривала, шевелилась только тогда, когда я тянула или подталкивала ее. Мне пришлось вытереть ей волосы и помочь одеться. Когда я потянула ее за собой по Рассветной лестнице, чтобы поесть в Доме Очага, она остановилась посреди внутреннего двора и посмотрела на море. Оттуда, где мы стояли, нам не видно было его из-за стены, но мы слышали, как волны с грохотом разбиваются о скалы. По-прежнему дул сильный ветер.
– Они не исчезли, – прошептала она. Мне пришлось податься вперед, чтобы расслышать ее слова, прежде чем их унес ветер. – Я чувствую. Они где-то там. Он ни за что не сдастся, Мареси. Честь и гордость – это все, что у него есть. Без них он ничто. Он сделает все, чтобы заполучить меня назад. Чтобы наказать меня.
Она не плакала, не кричала. Но ее тихое отчаяние потрясло меня еще больше.
– Но ты же видишь, Аббатство защитит тебя, – мягко проговорила я. – Сейчас с тобой ничего не случилось, и дальше все обойдется.
Она обернулась ко мне и посмотрела на меня – впервые с тех пор, как увидела корабль.
– Он не сдастся. Он еще вернется.
Весь следующий день мы работали, разбирая завалы после шторма. С крыш сдуло черепицу, которую теперь надо заменить, во дворах горами лежал мусор, а поперек тропинки, ведущей в горы, упало дерево – его надо было распилить и убрать. Большие камни сорвало вниз с кручи – падая, они потянули за собой часть каменной стены в тех местах, где скалы особенно круто обрываются в море. Сестра Нар ходила и бормотала себе под нос по поводу разрушений в Саду Знаний, а у сестры Мареане появилась между бровей глубокая озабоченная морщинка. Наши фруктовые посадки тоже пострадали от шторма.
Яй, Эннике и мне поручили помочь сестре Веерк и Луан прибраться на побережье.
Мы нашли лишь обломки причала и сарая, остальное смыло в море. Сестра Веерк постоянно записывала, чем придется обзавестись. Скоро руки и спины у нас болели от таскания мокрых бревен и досок, которые мы уносили выше на берег, подальше от голодных волн моря. По-прежнему дул сильный ветер, так что наши волосы танцевали перед глазами и попадали нам в рот, когда мы пытались говорить. Иногда я поглядывала на светлые волосы Яй, на каштановые Эннике и Луан и черные сестры Веерк. Какая сила скрывается в них!
Эннике и я стояли в воде, пытаясь вытащить на берег темное, растрескавшееся от времени бревно, когда мой взгляд упал на Яй. Она стояла по пояс в холодном море, пытаясь сдвинуть рычагом камни, скатившиеся вниз и заблокировавшие нашу гавань. Лоб ее был наморщен, она стонала от напряжения. Навалившись слишком сильно, чтобы сдвинуть камень, она вскрикнула в полный голос. Потом некоторое время стояла, прислонившись к камню, переводя дух, но потом оттолкнула Луан и взялась за следующий. Сестра Веерк сказала ей что-то, чего я не расслышала. Яй прошипела что-то в ответ.
На этот раз Яй не замкнулась в себе. Она рассердилась.
Вместе с ней мы поднимались по лестнице, ведущей к Аббатству. Я показала ей несколько гладких, серых щепок, которые подобрала на берегу. Она бросила на них сердитый взгляд, потом посмотрела на меня.
– Меня никто не слушает, – заявила она и двинулась вверх по лестнице сердитыми размашистыми шагами. – Вы все озабочены гаванью и фруктовыми деревьями! – она буквально выплюнула эти слова. – И ты!
Она так резко повернулась, что я столкнулась с ней. Ветер трепал ее волосы, глаза у нее почернели. Я отступила назад по лестнице.
– Ты все знаешь. Никто другой не знает, только Мать и, наверное, еще кто-то из сестер. Но ты знаешь, что случилось с Унаи. Знаешь, чего добивается отец. Вы думаете, вам удастся избежать кары, когда он появится? Думаешь, он довольствуется тем, чтобы забрать меня? Он отомстит всем, кто приютил меня. Всем. А ты тут ходишь и собираешь какие-то щепки.
Резко повернувшись, она, не оборачиваясь, прошагала вверх по лестнице. Я осталась стоять, судорожно сглатывая. Чего она хочет от меня? Если бы она попросила меня, я бы все сделала без колебаний. Но что можно сделать, когда тебя просто обвиняют?
Весь тот день и весь следующий мы работали, устраняя последствия шторма. Занятий у нас не было, мы перекусывали в Доме Очага, когда успевали. Яй со мной не разговаривала. Она меня просто избегала. Это была новая Яй – колкая, ощетинившаяся, как чертополох, и я не знала, как с ней общаться. Она только фыркала и еще больше
