Мы смотрели на нее с удивлением, и она рассмеялась, видя наши изумленные лица.

– Дева – это Роза, моя владычица. Первое лицо Праматери. Но она решила показать мне мою неофитку через занятие, всячески относящееся к другому ее лицу – Матери Хавве. Я подумала, что и третье лицо должно было присутствовать при таком выборе.

– Неофитка? – взволнованно переспросила Эннике. – Я?

– Ты.

Роза тепло улыбнулась, шагнула к ней, осторожно взяла у нее из рук расчески и взяла ее ладони в свои.

– Ты станешь неофиткой Розы. Разве ты сама этого не чувствуешь?

Выпустив руки Эннике, Роза вдруг посерьезнела.

– Где колокол, в который мы звоним во время ритуала крови?

Без малейших колебаний Эннике указала на маленькую шкатулку, стоящую на одном из низеньких шкафов.

– Когда Дева особенно сильна?

– Весной, когда просыпается Весенняя звезда.

Такой ответ могла бы дать и я, сестра О нас этому научила. Но то, что добавила Эннике, очень удивило меня.

– А еще она сильна во время зимнего солнцестояния, когда Мать спит. Она сильна, когда рождается ребенок, когда пашут землю и когда у девушки приходит ее первое лунное кровотечение.

Роза кивнула.

– Сколько тайн у Девы?

– Девять.

– Шепни мне на ухо ее тайные имена.

С удивлением на лице Эннике подалась вперед и что-то прошептала на ухо Розе. Та улыбнулась и снова взяла ее ладони в свои.

– Ты все еще сомневаешься?

Эннике покачала головой и сглотнула.

– Но ведь служительница Розы должна быть красивая, – голос ее звучал совсем тоненько. – Так было всегда. А я… я вся в шрамах.

– Дева тоже испытывала боль и страх, Эннике, дочь моя, – мягко проговорила Роза. – Это не делает тебя менее красивой.

Когда свет из северного окна осветил их профили, я увидела, как они похожи – женщина и девочка. Такие же густые вьющиеся волосы, такие же добрые глаза. И более того: выражение лиц у них было одно и то же.

– Ты красивая, Эннике, – сказала я. – И до прихода холодов станешь еще красивее.

Почему я так сказала, я не знаю. Роза бросила на меня проницательный взгляд. Потом мягко улыбнулась, но в глазах ее читалась грусть.

– Ты все еще здесь, Хагган.

На следующий день после того, как Роза выбрала Эннике в свои неофитки, в предутренних сумерках, когда свет едва сочится, а тени еще плотно лежат вокруг гор и домов, нас разбудил Кровавый колокол. Ошарашенные, мы сели в своих постелях. Я выгнала наружу всех малышей в ночных рубашках с непокрытой головой. Во внутреннем дворе мы увидели сестер, таких же неодетых, как и мы, спешащих с мрачными лицами от Вечерней лестницы к Утренней лестнице. Схватив нас, неофиток, за руки, за плечи, они потащили нас за собой. Босиком мы поспешили по холодным булыжникам двора к лестнице. Кровавый колокол непрерывно гудел между домов, и я задалась вопросом, кто же в него звонит.

На верхних ступеньках лестницы налетел свежий ветер с моря, стал трепать наши ночные рубашки, спутал волосы. Небо было бледно-голубое, без единого облачка. Я услышала, как кто-то вскрикнул, указывая пальцем, и тоже повернулась к морю.

Вдали возле Зубцов по морю шел корабль. Белые паруса надувались ветром, острый нос рассекал воду, так что пена курчавилась с двух сторон от корабля.

Кровавый колокол стих.

Я сразу все поняла. Догадалась, кто это, и обернулась, ища глазами Яй в толпе фигур в белом, столпившихся на лестнице. Я должна найти ее, прежде чем она заметит. Я увидела ее светлые волосы – она торопливо поднималась по лестнице с Юэм и Дорье.

– Яй! – крикнула я. – Яй!

Не знаю, слышала ли она меня, потому что в эту секунду Юэм увидела корабль и указала на него пальцем. Я увидела, как Яй проследила за ее рукой и застыла на месте.

– Мы пропали, – голос ее звучал слабо, но я слышала каждое слово. – Нам всем конец.

Она покачнулась.

– Она падает! Ловите ее!

Сестра О оказалась ближе всех и подхватила Яй своими жилистыми руками как раз в тот момент, когда та упала. Не останавливаясь, она подхватила девочку на руки и продолжала большими шагами подниматься вверх по лестнице. Некоторое время царил хаос, никто не знал, что делать, все смотрели на море, испуганно бормоча что-то себе под нос.

– Поспешите! – крикнула Мать. Мы все подняли глаза – она стояла на верхней ступеньке лестницы, с непокрытой головой, как все мы; седые волосы рассыпались по плечам, как серебряный водопад. – У нас не так много времени.

Тут все разом пришли в движение, поспешили вверх по лестнице, вбежали в Дом Очага, где стояла сестра Эрс, придерживая двери. Я вбежала туда одновременно с Матерью.

– Кажется, у меня есть все, что нужно, – услышала я негромкие слова сестры Эрс, обращенные к Матери в тот момент, когда мы проходили мимо. – Кое-что старое, я не могла себе даже представить…

Я увидела, как Юэм пробежала мимо остальных и упала на колени перед Очагом, быстро пробудив к жизни огонь. Мы встали вокруг столов, сестры и неофитки вперемешку. Кто-то прошел по залу, открывая настежь окна. Я стояла так, что мне видны были Зубцы, и вскоре я увидела, как корабль огибает самую дальнюю скалу. Я не могла оторвать глаз от белой пены. По другую сторону гор начало вставать солнце, и первые лучи залили мир таким ярким светом, что я увидела, как на корабле что-то сверкнуло. Я не видела, кто на борту, но сразу догадалась, что означает этот блеск.

Обнаженные мечи.

Никогда ранее мне не доводилось находиться в Доме Очага вместе с сестрами. Рядом со мной стояла сестра Мареане, но вдруг она отодвинулась, уступая кому-то место. Сестра О втолкнула рядом со мной Яй и поспешила дальше. Яй уже пришла в себя, но лицо у нее оставалось таким бледным – я опасалась, что она в любую минуту может снова потерять сознание. Она не дрожала. Стояла, замерев, как мышка перед толстым голодным котом – мышка, наивно полагающая, что кот потеряет к ней интерес, если она не будет двигаться.

Сестра Эрс, Юэм и Сиссиль прибежали, неся большие латунные блюда, на которых лежали темно-зеленые листья, миндаль и лепестки розы в кристаллах сахара.

– Берите и ешьте, – бормотали они, обегая всех с блюдами. – Того, другого и третьего. Берите. Ешьте. Поспешите.

Я протянула руку и взяла себе то, что лежало на блюде. Яй не сделала ни одного движения, так что я взяла и для нее