Она вытащила моток бинта и бутылек перекиси водорода.

– Еще есть марля, это как раз для… – она показала на штаны Сатори и предложила: – Разделим пополам?

– Перекись не нужна, спасибо. Да, так и сделаем.

Сатори оглянулась.

– Нужно помыть руки.

– Слева от входа синее ведро. Напротив – умывальник, рядом кусок мыла.

Деревянный крест с умывальником торчал у самого обрыва.

У Сатори закружилась голова, и она сделала шаг назад.

Лиз усмехнулась, наблюдая с порога:

– Привыкнешь! Я уже не замечаю высоты. Хотя, наверно, никогда ее не боялась.

Глава пятьдесят первая

21 мая 1998.

Сумерки.

На площадке перед входом в пещеру горит костер. Девушки сидят на земле друг напротив друга. Сатори посматривает на закипающую в котелке воду и на девочку, рисующую в своем блокноте.

Она следит, чтобы Лиз находилась на расстоянии не менее пяти футов от нее.

Лиз спит на своем матрасе, Сатори – в противоположном углу на самодельной кровати из мха, прессованных сухих листьев и травы. Накрывается она запасной накидкой, имеющейся здесь в хозяйстве.

Каждая ест из своей посуды – к счастью, у Лиз здесь несколько приборов.

– Костер должен быть маленький, – учила девочка-скаут, – чтоб дым не было видно из города.

Разводят его в специально отведенном месте, под навесом, в любую погоду.

Лиз сделала какую-то пометку на бумаге и подняла глаза.

– Слушай, я никогда не думала, что буду с кем-то делить свой дом. Сегодня месяц, как ты здесь. Ну, плюс еще три дня, пока ты бродила по лесу!

Сатори улыбнулась, заправив за ухо прядь выбившихся из хвоста волос.

«Лисенок не просто так уговаривает меня постричься. Она во всем разбирается!»

– Какие ты испытываешь эмоции? Я имею в виду… семья, ведь они тебя любят и, наверно, ищут? – продолжила Лиз.

По лицу девушки пробежала тень. Она сжала губы.

– Я стараюсь об этом не думать. Я в изоляторе, как и должна быть. У меня теперь своя жизнь, у них – своя.

– Ты заразилась от парня, да? Расскажи!

– Лиззи! Это такая глупость! О-о-о-ох… как мне неловко все это вспоминать! – Сатори накрыла голову руками и согнулась к коленям.

– Давай! Давай! Ну давай! – смеясь, подзадоривала ее девочка.

– Ну-у-у-у… ладно. Я была влюблена в друга сестры. Наверно, он уже тоже болен, а может и нет… его семья уехала из страны… я так и не узнала куда… – Сатори посмотрела наверх и глубоко вдохнула. – В тот день он позвонил в дверь, прикинь? Я была дома одна… а он понял, что я не Дэви. – Она улыбнулась. – Сестра с друзьями все время проводила на реке… они там курили травку… и всякое такое. К тому времени Дэви охладела к нему… они вообще не пересекались после школы. Почему она не рвала с ним? Меня это так бесило… и я … я все время жила в иллюзиях.

Лиз подложила в костер несколько веток.

– И вот представь, я открываю дверь – а там он! Джимми. Лисенок, это был самый счастливый момент в моей жизни! Он тогда так смешно сказал: «С-с-са-атори?» Конечно, я пригласила его в дом. Джимми отказался от чая и попросил кое-что передать Дэви, – Сатори задумалась. – Такой молчаливый и грустный… Черт, как же я его любила! Я пообещала передать подарок сестре. Он протянул мне коробочку. Мне показалось, что он чем-то напуган… Милый Джимми! Он так быстро и бесшумно исчез, будто его и не было никогда.

Сатори замолчала, погрузившись в воспоминания. Девочки долго сидели в тишине, слушая треск костра в полной темноте.

– Я открыла ее только на следующий день. Там оказалась баночка духов, индийских, такая грязная снаружи, ну… будто заляпанная жирными пальцами. Запах такой… – Сатори оглянулась, нащупала мох, растерла его между пальцев и усмехнулась. – Это был подарок для Дэви на Рождество… Она так и не увидела этой баночки и даже не узнала о ее существовании… В начале февраля Джимми уехал, ничего не сказав Дэви. Она бесилась, конечно, но совсем недолго. А он так и не спросил, передала ли я ей подарок. Странный Джимми… Наверно, решил, что ей не понравилось или что я выкинула к чертям его подношение!

Сатори рассмеялась. Лиз оставалась серьезной.

– Дальше… Я не расставалась с этой баночкой ни на минуту. Резкий земляной запах ассоциировался у меня с ним. Я заворачивала ее в плотный пакет на молнии, чтоб не пахло, и всегда таскала с собой. Когда оставалась одна, я мазалась этой… густой, как крем, субстанцией, втирала в запястья, – Сатори посмотрела на свои перебинтованные руки, – мазала под носом, целовала эту гребаную банку! Я гуляла одна и нюхала, нюхала… а перед тем, как пойти домой, долго отмывалась в туалете супермаркета. Я раздирала кожу до крови, чтобы смыть запах, и брызгала сверху духами, подаренными мамой… Я тогда часто болела. Школьный врач сказал, что из-за стресса у меня сильно упал иммунитет. В тот первый вечер Дэви спросила про странный запах в комнате. Я ответила, что ничего не чувствую. Она разозлилась, потому что воняло на весь дом… Да-а-а-а-а… Мы с ней совсем не ладили.

Сатори прочистила горло.

– Я делала так три месяца, представляешь? И продолжала бы, но… однажды заметила припухлости на запястьях, на том самом месте, куда обычно втирала эти… – Она вздохнула. – Я готовилась стать врачом… мне интересно было читать про различные заболевания. И мне все время казалось, что это, ну, болезни, бывают с другими, а со мной точно ничего такого никогда не произойдет. Сначала я не сильно испугалась. Я сразу подумала про аллергию, крапивницу или экзему, короче, про кожные высыпания. Но эти пятна совсем не чесались, а кожа вокруг… будто онемела. Тогда мне в кошмарном сне виделись псориаз или лишай. Я поняла, что пора прекращать… и что пришло время отпустить прошлое.

– Куда ты дела эту банку? – спросила Лиз.

– Я поехала на городскую свалку и выкинула как смогла далеко в карьер.

Сатори растерла ладони и поднесла их к костру.

– Когда ты поняла, что все серьезно? – нарушила тишину девочка.

– Когда розовые пятна стали появляться и на лице… По утрам я долго не могла откашляться, постоянно текло из носа, хотя недомогания не было… Однажды я случайно плеснула кипятком на руку и не почувствовала боли. Тогда в голове всплыла размытая на первых стадиях симптоматика лепры. – Сатори повернулась к Лиз. – Я бросилась читать про инкубационный период… Все было так непохоже… Вернее, я искала то, чего нет, и отказывалась смотреть правде в глаза. Но внутренняя уверенность в том, что я заболела проказой, крепла с каждым днем. Я гнала эти мысли, я не признавалась себе в этом. «Болезнь будет развиваться годы, десятилетия, а ты будешь чувствовать себя все хуже!» – Сатори не мигая смотрела на огонь. – Я сразу поняла, в чем причина. Я сама каждый день втирала себе заразу в кожу, вдыхала ее… и мне… просто не повезло! Могло случиться так, что я бы не заметила признаков еще лет двадцать, это возможно! Продолжала бы жить и заразила кого-нибудь еще! Но мой организм подхватил болезнь и разнес так быстро, как только мог… Я никого не виню… нет, только не Джимми. Не хочу думать о нем плохо… Как бы то ни было, Дэви здорова. А я… сейчас здесь.

– Ты любишь сестру?

Сатори поднесла руки к губам. На глазах выступили слезы.

– Прости, я не должна была… – смутилась Лиз.

– Я люблю Дэви больше всего на свете. Главное… что она сейчас в безопасности. – Сатори сглотнула, пошевелила пальцами правой руки и размотала повязку.

Повисла неловкая тишина.

В мерцании костра лицо Лиз было едва различимо. Девочка замерла без движения, как камень.

«О чем она сейчас думает? Что вспоминает? Ничего не бывает просто… Лисенок тоже страдала… А теперь? Теперь счастлива…? Мы обе выбрали путь воина, путь само́й жизни, полной внутренних конфликтов, противоречий и страхов».

Глава пятьдесят вторая

Костер почти потух, и Лиз завернулась