– Никак нет… И я, и мои товарищи надели гражданское… по воле обстоятельств.

– Неужто из плену бежали?

– Что-то вроде этого.

Высоченный, широкий в плечах Кульнев разом обхватил Ярцева, Лугового и даже немногим уступавшего ему в габаритах Михалыча и потянул к костру:

– А ну, ребята, – обратился он к своим казакам, – налейте им по чарке.

Ярцев вырвался из объятий:

– Простите, ваше превосходительство, но… по чарке потом. Мне срочно нужен полковник Мещерин. Срочно!

Кульнев недовольно поморщился:

– Заладил, тоже… ваше превосходительство, ваше превосходительство… Я ж тебе отец родной! Никак забыл?

…Это случилось летом 1808 года во время Русско-шведской войны. Кавалеристы противника пошли в прорыв. Целью их были две артиллерийские батареи, изрядно досаждавшие своим огнём. И хоть батареи располагались на вершине холма, шведы упорно продвигались вверх. Им оставалось уже совсем немного. Ядра и бомбы артиллеристов уже не могли достать наступавших, а надеяться на ружья и пистолеты не приходилось: конные с саблями сильнее – изрубят. И тут с другой стороны холма грянуло русское «ура!». Это гусары Кульнева пришли на помощь. Тогда-то поручик Ярцев и назвал Кульнева, который был ещё полковником, отцом родным…

– Казаков моих уважьте: накормите, напоите, а мне нужен Мещерин, – почти взмолился Ярцев.

В это время из темноты леса к костру шагнул человек в офицерской форме:

– Полковник Мещерин здесь!

Огни подсвечников освещали большой письменный стол и всё, что на нём находилось. Два генерала, полковник и человек в штатском напряжённо склонились над картой, разложенной во всю длину стола.

– Так, значит, Себеж… – негромко произнёс Витгенштейн. – И выступят они послезавтра.

Ярцев достал свои любимые карманные часы:

– Простите, ваше сиятельство, – завтра. Уже половина второго.

– Вы правы, капитан, завтра. – Командующий сверил взглядом показания больших настенных часов. – Что ещё было в послании Наполеона?

– В нём говорилось, что корпус Удино должен соединиться с 7-й пехотной дивизией 10-го армейского корпуса маршала Макдональда, после чего отрезать наш корпус от Пскова, разбить его и двигаться на Санкт-Петербург. Относительно нашего корпуса Бонапарт уверен, что вашим решением будет отступить для прикрытия дороги на столицу. И ещё: Бонапарт считает, что все наши силы не превышают 10 тысяч человек.

– И что решил Удино?

– Он выделил из своих войск две ударные группы: 1-я ударная группа, в которую входит 9-я пехотная дивизия генерала Мерля (19 батальонов), направлена на юг от Клястиц; 2-я ударная группа, в неё входит 6-я лёгкая кавалерийская бригада генерала Корбино (8 эскадронов), будет действовать на северо-западе от Полоцка. Всего в составе этих двух групп около 8 тысяч человек.

– Если соединятся с передовыми частями Макдональда, будет вдвое больше, – вмешался в разговор Довре. – Правда, и нас не 10 тысяч а больше… А вообще их замысел понятен: Псков – наша тыловая база…

– …которую мы им ни за что не отдадим, – закончил мысль своего начальника штаба Витгенштейн и, оторвавшись от карты, выпрямился и одобрительно посмотрел сначала на Ярцева, а потом на Мещерина, остановив взгляд на последнем. – Что ж, разведка сработала хорошо. Что-то можете ещё добавить?

Мещерин готов был к такому вопросу:

– Пленные из корпуса Удино ничего не знают о наступлении на Себеж. До них приказ не успел дойти, но они его ждали. А вот пленные из корпуса Макдональда заявляют, что идут на Себеж для соединения с войсками Удино. У Макдональда много иностранцев: баварцев, пруссаков, австрийцев, и разговорить их не представляло труда. Но важно ещё и другое: Макдональд планирует зайти к нам в тыл. А для этого ему надо переправиться через Западную Двину, что он и пытается сделать.

– И каков, изволите считать, вывод?

– Вывод в том, ваше сиятельство, что Макдональд застрял на строительстве мостов. Но это его не особо тревожит. И он, и Удино не сомневаются в том, что разобьют нас, если мы не отступим.

Витгенштейн задумался:

– Что же получается, и Удино, и Макдональд идут на Себеж, но каждый сам по себе. Координации движений у них нет. Ваше мнение, Фёдор Филиппович?

– Нужно атаковать их поодиночке, и в первую очередь, Удино, – отозвался Довре.

– Вот и я так считаю, – заключил Витгенштейн. – Они думают, что мы отступим для прикрытия дороги на столицу, а мы ударим! Будем считать, что данные разведки верные.

Ярцев напрягся. Все тонкости, связанные с подслушиванием, он разглашать не собирался, но слова командующего задели его.

– Простите, ваше сиятельство, вы мне не доверяете? Если мои данные окажутся неверными, можете расстрелять меня перед строем!

Скупой на улыбки и похвалы Витгенштейн на этот раз слегка улыбнулся:

– Полноте, капитан, не горячитесь. Слишком много поставлено на карту. Мы доверяем вам, ценим вас. Благодарю от имени командования корпусом! Более того, я готов вам предложить продолжить службу в составе артиллерийской или пионерной роты – вы же артиллерист, к тому же знающий инженерное дело.

От таких слов Ярцев успокоился, задумался. Когда же он проявит свои знания и умения в бою? Он так рвался в бой, но… сейчас другое время.

– Покорнейше благодарю, ваше сиятельство, но там… – он указал большим пальцем за спину, – я нужнее.

Командующий корпусом с отеческой любовью окинул взглядом своего подчинённого:

– Понимаю… кто-то же должен рисковать, находясь в стане врага. Скажите, капитан, у вас есть просьбы, пожелания?

Ярцев ответил не сразу; собирался с мыслями, решался:

– Ваше сиятельство, господа, прошу выслушать мою просьбу, какой бы странной она вам ни показалась… Мне нужны… мне нужны драгоценности… Нет, не мне лично, но нужны, очень нужны для дела. Я готов их взять под расписку и обязуюсь вернуть.

17 июля 1812 года командующий 1-м пехотным корпусом русской армии генерал-лейтенант граф Витгенштейн собрал в селе Кохановичи военный совет, на котором было единодушно решено: атаковать неприятеля первым и как можно скорее. В тот же день он отправил Барклаю-де-Толли донесение следующего содержания:

«Я решился идти сегодня же в Клястицы, на Псковской дороге, и 19-го числа на рассвете атаковать Удино всеми силами. Если с