Шрифт:
Закладка:
Я не сумел сдержать усмешки, видя его искреннее, почти что ребячье негодование.
– Неужели нет хоть одного исследования, которое бы вы считали дельным, Габриэль?
– Почему же, есть, но на него не выделили должного финансирования, а между тем весьма перспективная работа была. С ее автором я столкнулся на одном из медицинских симпозиумов в Мюнхене, он изучал влияние голодания на человеческие органы, в частности на печень и селезенку. Изменения, происходящие в нашем организме в результате воздержания от пищи, весьма любопытны, и я подозреваю, что их исследование могло бы привести к поразительным открытиям. Я понимаю, сейчас это звучит смешно, но уверен, что в будущем лечение воздержанием станет делом рядовым. Нужно лишь внимательно изучить все закономерности этого процесса. Но, как видите, пока это не ко времени, хотя, казалось бы, где, как не в лагере, проводить исследования, связанные с голодом, – хмыкнул Габриэль.
На мой взгляд, последнее его замечание было исполнено определенного смысла.
– Тот доктор мог брать свежий материал из тел узников в любом количестве! – говорил он. – Более того, он мог заранее выбрать наиболее подходящий по своим параметрам объект, приглянувшийся ему в лагере, и сделать на него заявку. И даже задать тому все нужные вопросы перед уколом фенола! Сколько весил, сколько потерял, за какой срок, на каких работах, при каком питании и так далее. Вам это сложно осознать, гауптштурмфюрер, но я, как медик, понимаю, какая уникальная возможность была у моего коллеги.
Я сделал знак официанту и попросил принести нам еще по чашке кофе. Габриэль согласно кивнул, его чашка тоже была пуста, а уходить ни ему, ни мне не хотелось.
– Я одного не понимаю, – продолжил я разговор. – Вы имеете здесь все те же возможности, Габриэль, так почему вы ими не пользуетесь? Почему вы ограничиваетесь исключительно наблюдениями, избегая практики? Возможно, я мог бы посодействовать…
Но Габриэль уже качал головой:
– Мне просто нравится заниматься тем, чем я занимаюсь. Я не велик в своем служении профессии, и моим именем не будут называть корпуса больниц, я это понимаю, ибо время осознания силы психологии еще не пришло. Но что поделать, когда тяга копаться в мозгах, в фигуральном, конечно, смысле, сильнее тяги копаться во внутренностях – в прямом смысле.
– Ну что ж, если для вас это достаточная причина пребывания в этом лагерном бедламе, то…
И доктор внезапно расхохотался. Я умолк, пытаясь понять, что его так рассмешило. Уж явно не выражение, которое я использовал. Габриэль смеялся так громко, что даже официант заинтересованно посмотрел в нашу сторону.
– Вы действительно искренне полагаете, что основная причина – это исследовательские возможности? Вы слишком хорошего обо мне мнения, гауптштурмфюрер фон Тилл.
Я недоуменно смотрел на него.
– Нажива. Вы же неглупый человек. Вы прекрасно понимаете, что мы все здесь сидим на золотой жиле. Склады возле платформы ломятся от дефицитных товаров, а продовольственные помещения забиты деликатесами. Безусловно, не Хёссом единым худеют наши сортировочные бараки, в силу своего положения он лишь преуспел в этом, но не он один это проворачивает, никак нет. На нашем гранд-базаре можно достать всё! Только за первый месяц службы я присвоил себе вещей почти на две тысячи марок. Побрякушки, портсигары, ручки, часы, сумочки, чулки, шляпы, духи, мыло, порошки, лосьоны – все это я с легкостью сбывал в городе или же отправлял посылкой на свой домашний адрес, а потом сбывал там во время отпусков. За первый месяц я заработал больше, чем получаю за полгода официального жалованья. Мог и больше, если бы не ленился, – пожал плечами доктор, не обращая никакого внимания на мой пораженный вид.
Я молчал, будучи не в силах разобраться, разыгрывает ли меня доктор или говорит всерьез.
– Поначалу было откровенное раздолье, брали что хотели и сколько хотели. Сейчас сложнее. Уверен, вы слышали про скандал с одним идиотом, который вздумал отправить жене несколько килограммов золота посылкой. После того случая, конечно, проверки ужесточили.
– Золото? – переспросил я, вопросительно глядя на Габриэля.
– Золото, – кивнул он. – Не слышали? Его здесь добывают, да. Мне как-то довелось наблюдать вступление в должность одного такого «золотоискателя» – заключенного. Забавная вышла сцена. За дополнительный паек и теплую одежду он добровольно вызвался на роль дантиста, даже не подозревая, что скрывается за этой должностью. Но в этом месте стоматологические инструменты могут оказаться во рту узника, только если совпадут два условия: у него есть золотая коронка и он уже труп. Парня привели в помещение, где охрана складировала тела. А я как раз пришел туда за отчетом. Он, значит, молча посмотрел на эту гору, затем вопросительно на охранника. Тот ему кивнул. «Одну секунду», – попросил «дантист», отошел к стене и начал блевать. Потом вытер рот и говорит: «Я готов приступить». Охранник передал ему щипцы. Таким способом здесь добываются килограммы ежедневно. Вот один дурак из местных сторожей и вздумал отправить посылку домой. Таможенники заинтересовались внушительным весом небольшого ящика, вскрыли его, а там слиток из переплавленных зубных коронок. Через неделю у нас, конечно, комиссия с расследованием. Но я вас заверяю, – твердо проговорил Габриэль, – никакая проверка и наказания не пресекут воровство. Здесь это попросту невозможно. Ценности сами валятся из составов, нужно лишь отсеять их бывших владельцев, а с этим проблем нет. Я буду последним идиотом, если не зацеплю то, что само плывет мне в руки. Не я, так другой сделает это…
К нам подошел официант с подносом, на котором, помимо двух дымящихся чашек, было блюдце с печеньем и разноцветной карамелью. Я вопросительно посмотрел на официанта, но тот лишь подобострастно поклонился, давая понять, что это подарок от заведения.
– Я смотрю, история с нашими приисками вас удивила. Но ведь это не тайна за семью замками, в управлении прекрасно знают о зубном золоте, – проговорил Габриэль, едва официант удалился.
– Безусловно, – и не думал отрицать я. – Я лично имел дело с отчетами. Но я понятия не имел, что воровство на местах процветает в таких масштабах. Высылать килограммами почтой? Это за гранью. Комендант заверил, что касательно драгоценностей, золота и валюты в лагере строгая…
– Оставьте, – с усмешкой перебил доктор, делая глоток кофе. – Вот знаете, что меня поначалу удивило? Очень многие охранники вдруг возжелали воссоединиться со своими женами и детьми именно здесь, в Аушвице, хотя, казалось бы, не самое удачное место для жизни благочестивых семей. И тем не менее, освоившись тут, они спешно вызывали сюда своих супруг и детей, те поначалу приезжали с опаской, но уже спустя месяц их невозможно было отсюда выдавить. Ведь здесь все они приобретают социальный статус и благополучие. Жизнь, которую сотрудники лагеря могут устроить своим семьям здесь, во сто крат сытнее и богаче, нежели они могли позволить в пределах старого рейха. Жены щеголяют в дорогих платьях и шелковом белье, которые их мужья утаскивают из бараков с еврейским добром. Они душатся прекрасными духами из еврейских ридикюлей и мажут свои губки помадой оттуда же. Их дети забавляются игрушками, которые еще не остыли от еврейских ладошек. В городке семья простого охранника ведет себя как знатное зажиточное семейство, быстро присвоив не только чужие вещи, но и чужие привычки среднего класса. И им это нравится. Они упиваются новым статусом. И делают все, чтобы оставаться в нем как можно дольше. Они живут в благоустроенных домах, которые обслуживаются целой сворой рабов. Кстати, останься вы тут подольше, я бы и вам рекомендовал выбрать парочку приличных узниц для уборки, стирки, глажки, черт, да они на что угодно сгодятся. – Габриэль смешливо посмотрел на меня исподлобья. – О, там, где картофельные очистки являются яством, а кубик маргарина[41] – роскошью, можно сделать очень большие деньги. Я слышал, что охранники сподобились даже завести какой-то общий тайный счет в банке, который ежемесячно пополняют марками, выуженными из очередного транспорта. Из этой общей кубышки они покрывают свои грандиозные попойки
