А вот салаг они направили на куда более опасный участок засады. Те запросто могут получить очередь, выпущенную от машин, или вознестись к небесам из-за взрыва своего же фугаса.

Мы быстро определяемся с судьбой шайтанской засады. Пятерых сейчас ликвидируем, двоих вяжем как языков. Распределяем, кто кого гасит, и берем на мушку шайтанов-дедов. На автоматах глушители у нас – супер, звук выстрела гасят так, что его не отличишь от природных шумов.

Чтобы подстраховаться наверняка, Борька издает свист местного дрозда-пустынника. На слух у него получилось что-то наподобие: «Фья-фья-фья-фью! Фья-фья-фья-фью! Фья-фья-фья-фью!».

Один шайтан поднял из-под ног камень и швырнул его в нашу сторону. Судя по всему, он хотел прогнать птицу, демаскирующую их. Это было последнее, что бандит сделал в этой жизни. Тут же раздалось глуховатое: «Тупп! Тупп! Тупп! Тупп! Тупп!». Все пятеро повалились на камни и навеки застыли в тех позах, в каких их застали наши пули.

Мы спешим по склону вниз. Вскоре до нас начинают доноситься голоса шайтанов-салаг. Один из них говорит на русско-украинском суржике.

Другой корчит из себя ярого свидомита, старается балакать только по-украински:

– Петро, як ты думаешь, чому москали стоят? Що у них могло статися?

Второй сердито ворчит:

– Да хрен их знает. Возможно, почуяли, что мы им тут приготовили засаду. А тебя что, нетерпежка одолела?

– Петре, а чому ти не розмовляешь ридною мовою? Тоби не гидко говорити по-москальски?

Его напарник громко фыркает и язвительно парирует:

– А мы не на майдане. Тут, вообще-то, по-арабски надо говорить. Все, хватит трепаться не по делу! А то сейчас, чего доброго, москали сюда нагрянут. Не знаю, на каком языке ты тогда будешь кричать «мама»!

– Пусть кричит на мове. Мы не против! – говорю я им, выйдя из зарослей с автоматом наизготовку.

В ответ немая сцена из гоголевского «Ревизора». У парней отвисли челюсти, лица приобрели цвет бледной поганки, глаза как будто остекленели. Они поняли, что трындец им пришел!

– Бросайте оружие, герои! – приказывает Борька, появившийся следом за мной.

Те, двигаясь с угловатостью роботов, послушно бросают на траву свои калаши, подсумки с магазинами и ручными гранатами, пистолеты, ножи.

– Напрасно старушка ждет сына домой… – поет Дамир с иронично-скорбным выражением лица и спрашивает меня: – Товарищ сержант, мы их обоих в плен берем или только кого-то одного?

Судя по его плутоватому взгляду, он решил немного попугать этих майданутых шайтанов. Я с трудом подавляю смех. Хлопцы явно едва не наделали в штаны. Да и Мурко тоже с большим трудом удерживает на лице гримасу свирепости.

– На хрена нам двое? – изображая из себя безжалостного мокрушника, отвечаю я Рустамаддинову. – Нужен только кто-то один, а другого сейчас же пустим в расход.

О том, что этот разговор – не более чем хохма, мог бы догадаться любой человек, имеющий хоть каплю твердости и смелости. Однако когда эти герои услышали о том, что нам нужен будет лишь кто-то один из них, они полностью утратили способность критически оценивать ситуацию. Потеряли эти ребята и остатки мужества, если только прежде имели его хотя бы в самой малой степени.

Майданный свидомит беспокойно задергался и неожиданно заговорил на чистом русском языке:

– Граждане, господа, товарищи! Меня не надо убивать! Я в банде Яхри Хашшими уже месяца три, могу дать очень ценную информацию обо всей этой группировке. Знаю все их планы на ближайшие месяцы. Мне известно, где находятся их склады с оружием, и какие провокации в освобожденных городах они готовят. Я…

– Стало быть, ты предлагаешь нам грохнуть твоего напарника? – деловито, очень спокойно поинтересовался Рустамаддинов. – Ну что ж, значит, так тому и быть.

Свидомит при этих словах как бы споткнулся, торопливо пожал плечами и залепетал:

– Я говорю только о том, чем могу быть полезен российскому командованию. Ну а… Тут уж какая будет ваша воля…

Напарник не дал ему договорить, выпалил с яростной обидой:

– Что, решил за счет меня спасти свою шкуру? Я, между прочим, тоже много что знаю об этой банде. Еще вопрос, кто из нас имеет самую ценную информацию. Если уж на то пошло, то расскажи и про свои подвиги на Донбассе! Ты тут как оказался? Тебя должны были посадить за издевательства над мирным населением. Вот ты и дернулся сюда!

– А ты сам чего притащился в Аскеростан? Ты тоже был в добробате, который украинские власти разогнали за зверства, а еще банк ограбил, убил охранника и ранил двоих случайных прохожих! Тебе светило пожизненное! Тоже мне, святой выискался!

Борька Мурко присвистнул, мотнул головой в сторону пленных и проговорил:

– Вот что за птицы нам попались! Товарищ сержант, а может, их обоих угомонить, а? Они этого вполне заслуживают.

Пленники впали в прострацию, разом замолчали и тупо глядели на его автомат.

– Ну, все! Хватит этого концерта, – заявил я. – Время идет, нам пора возвращаться. О своих славных делах будете рассказывать в военной контрразведке. Боря, Дамир, заберите их оружие. А вы, храбрецы, быстренько разрядите свой фугас. Знаете, как это сделать? Начали! А то ведь я точно могу погорячиться, после чего вы оба будете остывать.

Майданутые шайтаны осознали, что им дарована жизнь, что мы их не расстреляем. Они наперегонки начали манипулировать с пультом управления взрывным устройством, после чего сбегали к фугасу, который был заложен всего метрах в десяти от них, и принесли взрыватель, снятый с него.

– Разрешите доложить? Фугас обезврежен! – выдал свидомый и показал мне большую коробку с проводами.

– Ну и все. Пошли к колонне! – приказал я пленным.

Те закивали, все еще, как видно, не веря тому, что будут жить, и послушно пошли впереди нас.

Неожиданно русскоязычный шайтан остановился, оглянулся в мою сторону и спросил:

– А те?.. – Он указал взглядом на вершину сопки, как видно, интересуясь судьбой шайтанов-бородачей. – Они?..

– О-о-о… – с некоторой лирической многозначительностью протянул Рустамаддинов. – Они уже там, в садах Эдема, в гостях у юных гурий.

Пленные переглянулись и, как видно, вновь пережили те ощущения, которые охватили их, когда они только-только попали в плен. До них вдруг дошло, сколь близки они были к смерти.

Свидомый начал лихорадочно креститься.

– Господи, помилуй и спаси! – пробормотал он.

Его напарник неожиданно вздрогнул, уткнул лицо в ладони и громко всхлипнул.

– Дурак я набитый! Мама говорила, не езди, сынок, в Аскеростан, ничего кроме смерти там не найдешь. Наверное, крепко молилась она за меня, раз сейчас иду живой. Все! Отбуду, что суд назначит, и поеду к матери. Ребята, а вот то, что я на Донбассе спас двоих ополченцев, мне зачтется?

– Ну так