Шрифт:
Закладка:
Больная г-жа М. обладает обширной символикой: она приходит к новой жизни через то, что она, соответственно христианскому учению, умирает во Христе. Если смерть мыслится как сексуальное соединение, что больная, впрочем, показывает многочисленными относящимися к Христу фантазиями, то она должна, как было объяснено ранее, идентифицировать себя с Христом (возлюбленным), превратиться в Христа. Она тоже становится Христом, лежит вытянувшись на полу и утверждает, что она распята, она хочет освободить всех больных; наконец, она, как Христос, является живородной могилой. Проф. Форель (Dr. J.), на которого она «делает перенос», приходит к ней, как Христос в смертную камеру (ее комнату); его «погребают живого», и он опять возвращается на свет в форме виноградной лозы. Виноградная лоза, имеющая значение новой жизни, это – судя по смыслу – ребенок. Иногда и больная говорит, что она превратилась в маленькую Форель. Говорит, что становится маленькой Форель, через то, что с ней грубо обращаются, ее бьют, то есть опять через разрушение. В другой раз ее детородный орган – это стеклянный гроб или разбитая фарфоровая чаша. Здесь лежат кости ее мертворожденного ребенка; кусочки фарфора должны быть мелко растерты с детскими костями и другими оплодотворяющими веществами, проварены и т. д., чтобы ребенок осуществился. Важно, что для осуществления жизни требуется смерть, и, соответственно христианской вере, мертвое оживляется через смерть. Погребение в мифологическом представлении – оплодотворение. Верность этого утверждения буквально внедряется, когда занимаются мифологией.
«Для создания нового поколения, – говорит больная, – должно быть препарировано все тело, из головы (душа) и из сперматического развития в животном возникает новое поколение». «Новозоон (= сперма) – это мертвая ткань».
Последняя фраза показывает также, что сперма понимается как мертвый экскрет. Анализированная Бинсвангером153 Ирма испытывает отвращение к коитусу и пожиранию трупов. Если еда у нее равна половому акту, то труп – сперме, которая при этом воспринимается. У Ирмы также имеется расширенная гробовая символика, но в противоположность нормальному индивиду она долгое время страшится этих представлений: для нормальной девушки представление о погребении становится наслаждением, как только она подумает об «исчезновении» в теле возлюбленного. Молодая девушка сказала Бинсвангеру, «что величайшим счастьем для нее было бы пребывать в теле возлюбленного». Ирма даже иногда думает, «смерть – это красивый мужчина», но это лишь краткое мгновение, потому что вскоре перевешивают представления чистой деструкции с понятным страхом. Чувство Ирма описывает, как: «чувство дикости, прекращение буйства, самоотдачи и того, что тебя одолевает, причем неизвестно, что ты делаешь, и что из тебя станет».
Тебя отравляют (потому так хорошо подходит для роли сексуального животного продолговатая по форме змея), ты становишься опасно больным, как гласит символика г-жи М. и других больных. Потом ты разрушаешься при беременности ребенком, развивающимся за счет матери как злокачественная опухоль. Мои медицинские коллеги-женщины имели в своем распоряжении достаточный материал по соответствующему образованию символов, бессознательное также его умело использовало. Так, одной особе снилось, что ее маленький брат (желаемая личность) имеет «голубиную опухоль» в желудке (голубь – символ невинности), и потом голубь у него вылетает изо рта. Другая коллега получает гнойные шишки на шее, как г-жа М. Третья несколько раз в сновидении получает раковые опухоли на пальцах рук, или же некий доцент, на которого она сделала «перенос» в сновидении, спрашивает ее о раковой опухоли (эксгибиционистское сновидение), в другом заболевают скарлатиной и т. д. Каждый сексуальный символ в сновидении, как и в мифологии, имеет значение бога, приносящего жизнь и смерть. Общий пример для всех: лошадь, одно из известных сексуальных животных, – это приносящее жизнь животное бога солнца, но лошадь – и животное мертвых, символ смерти154.
Очень поучительны деструктивные представления о разрушении при различных формах самоудовлетворения. Психический аутоэротизм очень хорошо удается изучать на примере Ницше. У Ницше, который оставался одиноким всю свою жизнь, все либидо обращалось к собственной личности. Как Ницше понимал любовь, или, вернее, как он ее чувствовал? Одиночество так сильно мучило поэта, что он создал себе идеального друга, Заратустру, с которым он себя идентифицировал. Тоска по объекту любви привела к тому, что Ницше в себе самом стал мужчиной и женщиной, и то и другое в едином образе Заратустры155.
«Ибо оно уже близко, огненное светило, – его любовь приближается к земле! Невинность и жажда творца – вот любовь всякого солнца! Смотрите же на него, как оно нетерпеливо подымается над морем! Разве вы не чувствуете жажды и горячего дыхания любви его? Морем хочет упиться, оно и впивать глубину его к себе на высоту – и тысячью грудей поднимается к нему страстное море. Ибо оно хочет, чтобы солнце целовало его и упивалось им; оно хочет стать воздухом, и высотою, и стезею света, и самим светом! Поистине, подобно солнцу, люблю я жизнь и все глубокие моря. И для меня в том познание, чтобы все глубокое поднялось на мою высоту! Так говорил Заратустра».
Как любовь, так и познание для Ницше заключаются в том, что он, подобно солнцу, всасывает в себя глубокое море. Таким образом, познание для Ницше – это не что иное, как страстное желание любви, творчества. Раскаленное солнце сосет из моря, как любящий, и дико движущееся море тысячью грудей поднимается навстречу солнцу, томясь жаждой поцелуев, как опьяненная любовью женщина. Фантазия сосания груди указывает на то, что солнце одновременно относится к морю как ребенок. Я напомню о том, что и Зильберер в своем втором примере гипнагогического феномена представляет страну матерей как море. Как солнце всасывает море в себя, так всасывает в себя познающий Заратустра глубину (глубокое море). Тоска по познанию, таким образом, для поэта не что иное, как тоска по живущей
