Шрифт:
Закладка:
— Я вот удивляюсь, почему здесь снега совсем нет. Метель была три часа назад…
— Статическое поле, наверное. У нас, на Джаханале, им часто пользуются… Вот, входим.
Эта стена была не в пример толще, и со множеством дверок с обратной стороны. За нею, из трупов лежали только химеры. Обезглавленные, обезноженные, обожженные до головешки — только одна долетела более-менее целой, что валялась у ворот в само здание.
Её всё равно пришлось двигать — и под уродливой тушей нашелся труп человека в точно таких же, как у Аравинды, доспехах. Даршани испуганно прижалась к своему жениху.
— Молодец, — похвалил покойника Маваши: — Чем это он её? Задушил, что ли, или сама разбилась⁈
— Помолчи, дурень, — одёрнула его Мацуко.
Люди тем временем нашли оружие — ранец светомёта стоял в углу, будто оставленный на минутку.
— Эх… — разочарованно покачал головой Аравинда: — На ноль разряжен…
Даршани же показала демонессе на залитую кровью лямку:
— Смотри. Помнишь ту женщину, с отрубленной рукой⁈
— А зачем её было раздевать⁈
— Мужчины… — предположила Гюльдан.
Последняя дверь раскрылась без помощи инженерных планшетов. В нос ударил сладковатый запах разложения.
— Вот и всё! Можно считать, что мы теперь свои! — радостно воскликнула Даршани, и потянулась снимать шлем.
— Погоди, здесь какой-то нехороший запах…
— Определённо, не мертвяки, — принюхиваясь, определила Афсане: — Скорее, испортившиеся продукты…
— И мертвяки, — добавила Азер, показывая в угол, где за маленьким столиком сидел совершенно высохший труп человека.
— Последний… — сказал кто-то, и дверь неожиданно закрылась за их спинами. Обернувшаяся первая на звук Гюльдан, вскрикнула:
— Опа-на! — на обратной стороне двери красной, человеческой кровью, были написаны две фразы:
«Вода отравлена!» — и чуть ниже и меньше:
«Смерть предателям!»…
«…Сегодня пришлось оставить междустенок. У призраков появились первые симптомы отравления — наверное, всё-таки фильтры Баларама пропускали яд, хоть и не в смертельной дозе…» — Даршани читала громко, пропуская даты и переводя с родного на амальский. В свою очередь, сменяясь, то Мацуко, то Азер переводили для ракшасов. Этот дневник они нашли на столе перед трупом — «прочтите» было написано там, и теперь они выполняли последнюю волю, поднимаясь по бесконечным ступеням — лифты здесь не работали. Даршани было всех удобнее читать — в её доспех был встроен специальный держатель и подсветка на такие случаи.
«…Если мои слова читает кто-то, лояльный Республике, то воздай достойную хвалу легиону 'Ледяной Ветер» — они держались до последнего! Правда, сейчас всех легионеров осталось не больше центурии, но «сквозняки», как они сами себя называют, даже без своего легата и офицеров, выгодно выделяются на общем фоне…
…После того, как мы оставили междустенок, у нас нет никакого сообщения с Резервной Централью и Обсерваторией. Как они там? Что с Гитой? Об этом страшно и помыслить, но сейчас я молюсь о том, чтобы она оказалась в числе тех, кто отобедал с первой вахтой — до того, как мы выявили предателя. Их сейчас охраняет всего один легион — «Остриё Амаля», приданные им в усиление два полка ракшасов отравились ещё в первый день — мы видели, как их хоронили во внутреннем рву все выходные. Не помню, видел я тогда Гиту, или нет⁈
…Остатки «Ледяного Ветра» держали ворота до конца — вот почему я говорю, что им памятник надо ставить — каждому. Они укрепляли бруствер трупами, которые в этом морозе прочнее камня, и дрались без сна и отдыха, пока не кончились патроны — вернее, пока мы их могли им подносить. Но и потом, и врукопашную и каменьями, держались до самого утра. Я должен был спуститься и взвести установленные мины, но куда — там такая свалка началась, что просто предательством было бы ещё и минировать ребят, а потом… в этом не было нужды — там выжил только один, мне со стены показалось, что центурион Вивереш, который долго отстреливался из одного пулемёта. Потом затих — я боюсь, что не героически пал от вражеской пули, а просто замёрз. Мне влетело от Сальватореша — легата «Сияющих Меченосцев», он сейчас у нас главный — что не спустился, не взвёл мины, но за меня вступился Баларам. Убедил, что так можно повредить ворота. Так и осталась моя схема нереализованной…
…Враг всё настойчивее, а нас всё меньше. Очень трудно становится держать оборону — легионеры, при всех их замечательных качествах, плохо разбираются в технике, за пушку или вычислитель не посадишь. К тому же, они первые страдают от яда — Баларам вычислил, что причина вовсе не в его фильтрах, а в воде для умывания. Так что сейчас зарастаем грязью, как ракшасы, и едим с немытых тарелок. Пластиковую упаковку НЗ выворачиваем наизнанку и надеваем на тарелку — получается вполне гигиенично, можно даже горячее есть. Потом упаковки выкидываем. Вот такие хитрости.
Всё равно, призраков осталось не больше центурии — и то, у почти всех заметны и первые, и вторые симптомы. Я-то держусь, но у многих из наших тоже начинаются кровотечения. Мужчины пока переносят это на ногах, но вот женщин мы всех потеряли. Сегодня, после обеда, сожгли последних — Сарасвати и Вишнупади. Баларам был неутешен…
…Говорят, что против нас вышел сам Тыгрынкээв — бывший командующий Особым Корпусом, теперь главный гад среди мятежников. Чтобы его в аду эмиры ракшасов сзади трахали!..« — при этих словах все посмотрели на принцессу. Она скорчила 'жутко страшную» рожу, и спросила:
— А что значит «трахать»? — дочь императора не знала таких грубых слов языка призраков.
— Ну, это… — Даршани покраснела.
— Жестоко убивать! — объяснил Аравинда.
— Ну, да… только я его не сзади убила. Не совсем сбылось, проклятие.
Азер незаметно и увесисто наступила на ноги готовящимся захихикать сестрёнкам.
«…Всю ночь пещерники-легионеры атаковали Резервную Централь и Обсерваторию. Мы помогали осаждённым огнём с флангов, но, к сожалению, значительный участок площади с наших стен не простреливается. Купол Обсерватории перестал вращаться. Теперь я окончательно похоронил Гиту…»
«Сегодня ходили с Баларамом за оружием. Вокруг стоит удивительная тишина. Мы нашли останки „Стражей Коцита“ — оказывается, они вовсе не погибли сразу, цепь брустверов и баррикад тянулась почти до внешнего рва…
