придерживаюсь мнения Сондерсона, который отрицает Бога, потому что родился слепым. Возможно, я ошибаюсь, но на его месте я должен был бы признать очень разумное Существо, которое дало мне столько добавок к зрению…

Я страстно желаю побеседовать с вами, независимо от того, считаете ли вы себя одним из его произведений или же вы считаете себя прекрасно организованной частью вечной и необходимой материи. Перед моим отъездом из Люневиля я хотел бы, чтобы вы оказали мне честь и устроили философский обед у меня дома, вместе с несколькими мудрецами.

Дидро ответил (11 июня):

Момент, когда я получил ваше письмо, месье и дорогой мэтр, был одним из самых счастливых в моей жизни.

Мнение Сондерсона не более мое, чем ваше…. Я верю в Бога, но прекрасно лажу с атеистами…. Очень важно не перепутать болиголов с петрушкой, но совсем не важно, верите вы в Бога или нет. Мир, говорил Монтень, — это шар, который он бросил философам, чтобы они били по нему…16

Прежде чем из этой переписки что-то получилось, Дидро был арестован. Правительство, разгневанное публичной критикой унизительного мира в Экс-ла-Шапель, посадило в тюрьму нескольких своих критиков и решило, что настало время проверить Дидро. Вызвал ли атеизм, таящийся в «Письме», протесты духовенства, или мадам Дюпре де Сен-Мор, возмущенная замечанием Дидро о «бессодержательных глазах», подтолкнула своего любовника к действию, мы не знаем. В любом случае граф д'Аржансон направил маркизу дю Шатле, коменданту Венсенской крепости, депешу (23 июля 1749 года): «Примите в Венсенском замке человека Дидро и держите его там до получения от меня нового приказа».17 Рано утром следующего дня полицейские постучали в дверь Дидро. Они обыскали его комнаты и нашли два или три непереплетенных экземпляра «Письма к авеуглам», а также коробки с материалами, которые Дидро готовил для эпохальной «Энциклопедии». Его увезли в Венсенн (на окраине Парижа), где поселили в одиночку в камере мрачного замка. Ему разрешили оставить при себе книгу, которая была у него в кармане, когда его арестовали, — «Потерянный рай». Теперь у него был досуг, чтобы внимательно прочитать ее. Он аннотировал ее не в ортодоксальном духе и использовал свободные страницы для записи некоторых мыслей на менее благочестивые темы. Чернила он делал, соскребая шифер со стен, измельчая его и смешивая с вином. В качестве пера ему служила зубочистка.

Тем временем его жена, оставшись без средств к существованию с трехлетним сыном, поспешила к генерал-лейтенанту полиции Берриеру и умоляла его освободить ее мужа. Она отрицала свою осведомленность о его сочинениях. «Все, что я знаю, это то, что его писания должны быть похожи на его поведение. Он считает честь в тысячу раз дороже жизни, и его произведения отражают те добродетели, которые он исповедует».18 Если Антуанетта ничего не знала о мадам де Пюисье, то полиция знала. Более действенной оказалась просьба людей, которые уже привлекли Дидро к редактированию энциклопедии; они заверили графа д'Аржансона, что без его пленника предприятие не состоится. 31 июля Беррье послал за Дидро и допросил его. Он отрицал авторство «Леттр», «Писем», «Непристойных бижу». Беррье понял, что он лжет, и отправил его обратно в Венсенн.

В августе — всего за месяц до своей смерти — госпожа дю Шатле, предположительно по настоянию Вольтера, написала из Люневиля своему родственнику, губернатору Венсенна, и умоляла его хотя бы смягчить условия заключения Дидро. Около 10 августа Беррье предложил заключенному насладиться свободой и удобствами большого зала замка, разрешив принимать книги и посетителей, если он сделает чистосердечное признание. 13 августа наказанный философ направил Беррье следующий документ:

Я признаюсь вам… что «Pensées», «Bijoux» и «Lettre sur les aveugles» — это разврат ума, который от меня сбежал; но я могу… обещать вам по чести (а я имею честь), что они будут последними и единственными…. Что касается тех, кто принимал участие в публикации этих произведений, то от вас ничего не будет скрыто. Я устно, в глубине [тайны] вашего сердца, назову имена как издателей, так и печатников.19

20 августа его выпустили из камеры, перевели в комфортабельную комнату, разрешили принимать посетителей и гулять в садах замка. Двадцать первого числа он подписал обещание не покидать здание или его территорию без официального разрешения. Жена приходила утешать и упрекать его, и его прежняя любовь к ней возродилась. Пришли д'Алембер, Руссо, мадам де Пюизье. Предприниматели «Энциклопедии» приносили ему рукописи, и он возобновил свою редакторскую работу. Узнав, что брат сообщил отцу о его аресте, он написал больному каретнику, утверждая, что его заключение в тюрьму было вызвано женской злобой, и попросил финансовой помощи. Отец ответил письмом (3 сентября 1749 года), в котором раскрывается человеческая сторона конфликта между религией и философами:

МОЙ СЫН:

Я получил два письма, которые вы написали мне недавно, сообщив о своем задержании и его причине. Я не могу не сказать, что, несомненно, должны были быть и другие причины, кроме тех, что указаны в одном из ваших писем…

Поскольку ничто не происходит без Божьего согласия, я не знаю, что лучше для вашего нравственного благополучия: чтобы ваше заключение было закончено или чтобы оно было продлено на несколько месяцев, в течение которых вы могли бы серьезно поразмыслить над собой. Помните, что если Господь наделил вас талантами, то не для того, чтобы вы трудились над ослаблением доктрин нашей Святой Религии…

Я дал вам достаточно доказательств своей любви. Давая вам образование, я надеялся, что вы воспользуетесь им с пользой, а не на то, что его результаты повергнут меня, как это случилось, в самую горькую печаль и досаду, когда я узнал о вашем позоре…

Прости, и я прощу тебя. Я знаю, сын мой, что никто не свободен от клеветы и что тебе могут приписать дела, в которых ты не принимал участия…

Вы никогда не получите от меня никакого внимания, пока не сообщите мне правдиво и недвусмысленно, замужем ли вы, как мне написали из Парижа, и есть ли у вас двое детей. Если этот брак законный и дело сделано, я удовлетворен. Надеюсь, вы не