после паузы, — но с условием, что вы поможете нам взять Кана. Подумайте над этим предложением, мосье Дюбуэль, потому что это ваш последний шанс. Если мы через три-четыре дня не получим Кана… — он рубанул ладонью воздух. — Вам все понятно?

— Как не понять, герр штандартенфюрер, но я должен обдумать ваше предложение. Точнее, не само предложение, а способ его претворения в жизнь, поскольку Кан осторожен и, если узнает, что я арестован, заляжет в такую нору…

Это было логично, и Беккенбауэр встревожился:

— Что же вы предлагаете?

— Дайте мне срок до завтрашнего утра, герр штандартенфюрер. До утра Кан не узнает о моем провале.

— Хорошо, — согласился Беккенбауэр и вызвал конвой. — В одиночку его, — приказал он. — Чтобы лучше думалось.

Когда Дюбуэля вывели, штандартенфюрер спросил:

— Что скажете, господа?

Ланвиц дыхнул на свои безупречные ногти и, вытащив платок, протер их.

— Три-четыре дня действительно не имеют никакого значения, — резюмировал он. — Полагаю, вы правы. Этот Дюбуэль безусловно умен, но сомневаться в его искренности пока нет оснований.

— А я ему не верю! — возразил Крейцберг. — Он хочет выиграть для чего-то время.

— Для чего же?

— Возможно, Кану нужно замести следы.

— Мы еще не напали на них.

— Признание из него можно выбить еще до вечера. Все они сперва артачатся...

— Не будьте самоуверенным, Крейцберг, — перебил его Беккенбауэр. — Его можно использовать как приманку, — задумчиво произнес он. — А после вашей обработки нужна неделя, чтобы иметь возможность хотя бы замазать синяки... Нет, дорогой Крейцберг, я не согласен с вами, пусть эта подсадная утка еще покрякает…

Гиммлер обошел вокруг стола и предложил Шелленбергу сесть с ним рядом на диване. Это было проявление доверия — даже высокопоставленных эсэсовских генералов рейхсфюрер принимал, сидя за столом: он всегда чего-то боялся. Все знали об этом и воспринимали осторожность Гиммлера как должное, даже подражали ей.

Шелленберг вспомнил два автомата, вмонтированных в его стол, — похоже, кабинет рейхсфюрера также простреливался вдоль и поперек. Правда, систему охраны Гиммлера не знал никто, даже он, начальник шестого отдела СД, а ему по должности следовало знать все...

Гиммлер посмотрел на Шелленберга сквозь стекла пенсне. Губ касалась едва заметная улыбка, но смотрел он пронзительно, словно заглядывал в душу и читал сокровенные мысли.

Шелленбергу на мгновение стало не по себе, но лишь на мгновение, ибо он знал, что за этим холодным взглядом, заставлявшим дрожать многих, ничего кроме пустоты не кроется, и Гиммлер лишь притворяется — один из приемов не очень талантливого актера…

И все же он отвел взгляд, прикрывшись то ли волнением, то ли смущением — это нравилось рейхсфюреру и возвышало его в собственных глазах.

— Что у вас за план, дорогой Вальтер? — спросил Гиммлер, самодовольно поглаживая подбородок.

— Есть основания полагать, что на русских в Швейцарии начал работать еще один радист.

— Плохо, Вальтер.

— Что ж хорошего?

— Но я уверен, вы что-то уже придумали…

— Для этого нужно знать, откуда русские получают информацию. — Бригадефюрер сделал паузу. — И не опекает ли их швейцарская разведка?

— Во время встречи с Массоном вам не удалось это выяснить?

— Бригадный полковник скользок, как угорь.

— Так что вы надумали?

— ОКВ должен разработать план нападения на Швейцарию.

— Но ведь сейчас, когда наши армии под Сталинградом…

— Я имею в виду фальшивый план.

— Не понимаю…

Вот так всегда — каждому приходится объяснять. В конце концов, Шелленберг не против этого, но тогда Гиммлеру не стоит щеголять своей проницательностью!

— Даже Кейтель не должен знать, что план фальшивый, — сказал он, невольно понизив голос. — Если шпион или шпионы сидят в ОКВ, а русские радисты связаны с Бюро ХА, Массону и генералу Гизану этот план станет известен, и они должны будут среагировать на него.

— Переброска швейцарских войск?

Шелленберг кивнул.

— Если русские радисты не имеют связи со швейцарской разведкой, Массон поможет нам избавиться от них. Если же швейцарская армия начнет подтягиваться к границам, значит, шпионы из ОКВ поддерживают связь с агентами ХА, и нам самим придется принимать меры.

— Согласен, — сверкнул стеклами пенсне Гиммлер. — Сегодня же поговорю с фюрером.

Шелленберг счел возможным напомнить еще раз:

— Но Кейтель должен быть уверен, что план настоящий, а то он, пожалуй, будет против него.

— Да, Паулюс топчется на месте, — недовольно поморщился Гиммлер. — Но Кейтель не посмеет возразить фюреру.

И все же Кейтель, получив приказ, попытался возразить: возможно ли бросать против Швейцарии несколько дивизий, когда они позарез нужны на Восточном фронте? Ведь там гибнет армия генерала Паулюса.

И тогда в ставку ОКВ в Цоссене поступило категоричное подтверждение Гитлера: план нападения на Швейцарию должен быть разработан в кратчайшие сроки. Штабистам Йодля ничего не оставалось, как подчиниться. План был готов через несколько дней. Главнокомандующим армией вторжения Йодль рекомендовал назначить генерала Дитля.

Дюбуэль сидел за отдельным столиком в кофейне на Рю-Сент-Лазар. Он просматривал свежие газеты и, куря сигару, пил кофе. Иногда, отрываясь от газет, он встречался взглядом с Беккенбауэром, который вместе с Крейцбергом занял удобное место у выхода. Еще один гестаповец сидел через столик слева. Он контролировал каждое движение Дюбуэля и готов был каждую секунду среагировать на любого, кто попытался бы установить контакт с бывшим работником фирмы «Поло».

Дюбуэлю удалось убедить штандартенфюрера, что именно здесь, в центре Парижа, за вокзалом Лазар и в непосредственной близости от Гранд-опера чаще всего собираются подпольщики, и что именно эту кофейню предпочитал Кан, бывавший здесь чуть ли не каждый день. А ведь не всякий может вот так сразу отказаться от своих привычек. Лучший пример тому — он сам, Дюбуэль, и его привычка бриться в парикмахерской на Рю-Сосюр…

В действительности же подпольщики десятой дорогой обходили этот район с кучей шпионов и бесконечными облавами.

Накануне у Дюбуэля был долгий разговор с Беккенбауэром и Крейцбергом. В конце концов (по крайней мере, он надеялся на это), ему удалось развеять сомнения гауптштурмфюрера: Дюбуэль доказал, что Кан почуял опасность во время его поездки в Швейцарию, а Кан — разведчик опытный, он оборвал все связи и теперь ждет, пытаясь выяснить, что знает гестапо и какие меры предпринимает.

Беккенбауэр связался с Ланвицем. Тот сообщил, что русская рация не уменьшила объема своих передач. Значит, Дюбуэль не врал,