Один из партизан Танми сдался правительству. Подросток, вступивший во Вьетконг за несколько месяцев до начала кампании полковника Тханя в общине, пояснил, что по причине разногласий по поводу того, как справиться с новой ситуацией, повстанцы Танми разделились. Одна небольшая фракция, возглавляемая старым революционером по имени Там Тхай, настаивала на том, чтобы следовать директивам партии «держаться ближе к народу». Другая группа, в которую входило большинство оставшихся в общине повстанцев, утверждала, что новые условия требуют тактического отступления. Эти люди утверждали, что жесткое следование приказам партии приведет к полному уничтожению их организации, и именно они бежали из общины. Остальные во главе с непреклонным стариком Там Тхаем укрылись в болотистой местности на западной окраине Танми, чтобы обдумать свое положение.

Охрана Там Тхая состояла из трех партизан во главе с девятнадцатилетним Ньянем. Ньянь был соседом Фитя, когда тот рос, и я знал его как сына, о котором его мать и отец говорили с большой болью. Они были католической семьей и стыдились того, что их порывистый старший сын сбежал вслед за «дядей Фитем», как мальчик его называл. Во время своих воскресных визитов в деревню я часто играл в волейбол с братьями Ньянь. Фить чувствовал вину за свою роль в решении Ньяня следовать за революцией и лелеял надежду вернуть его в семью. Поэтому мы были глубоко встревожены, когда узнали, что он состоял в ядре общинной организации Вьетконга, отказавшегося бежать.

Драма в Танми получила свое дальнейшее развитие после захвата во время ночной засады партии документов повстанцев. Среди трофейных документов оказался отчет о Танми, написанный вьетконговским офицером безопасности, который был направлен в общину для расследования нарушений дисциплины. Отметив, что в общине прекратились эффективные операции, автор заключил, что «против революции работает и несет ответственность за нынешние неудачи предатель Фить». В документе не содержалось никаких конкретных предложений, но они вряд ли были нужны — Фить находился в смертельной опасности. Если он не изменит свои привычки, то наверняка станет жертвой вьетконговского убийцы. Настало время выполнить последнюю фазу нашей операции — переправить Фитя и его семью в относительную безопасность Баочая и найти для него стабильную работу.

Штатное расписание 43-й группы советников не являлось решением нашей проблемы, поскольку было очевидно, что американское присутствие в Хаунгиа скоро уйдет в прошлое. Вьетнамизация в провинции означала почти ежедневное сокращение объема полномочий полковника Бартлетта. Больше всех от антикоммунистической вендетты Фитя выиграл полковник Тхань, и настало время ему выразить свою благодарность. Узнав о наших намерениях, Тхань пообещал, что предпримет шаги, чтобы устроить Фитя на какую-нибудь правительственную работу в Баочай — задача не из легких, учитывая прошлые коммунистические связи Фитя. Заручившись поддержкой руководителя провинции, сержант Чунг и Фить могли начать подыскивать дом в столице провинции.

К тому времени Фить получил строгий приказ ночевать только на территории комплекса советников в Дыкхюэ. Мы с майором Эби пытались убедить его избегать общины Танми, но вьетнамец настаивал на том, что ему необходимо периодически навещать свою жену — к тому времени она была беременна шестым ребенком. По настоянию майора Эби я предупредил Фитя, что он не должен ночевать дома — независимо от того, насколько безопасным это кажется.

Утром 8-го августа мучительный крик майора Эби подтвердил, что наши худшие опасения оправдались.

— Боже мой, они добрались до него! Фить мертв! Они убили Фитя!

Фить был убит накануне вечером, когда спал в своем доме в общине Танми. Сержант Чунг и я были в ужасе от этой новости и ошеломлены тем, как такое могло произойти. Глубоко потрясенный, майор Эби объяснил, что Фить каким-то образом заснул дома, вместо того чтобы отправиться спать на близлежащий правительственный сторожевой пост. Там его и убил во сне вьетконговский убийца. Подробности были еще отрывочными, поскольку сообщение поступило по радио из администрации общины всего несколько минут назад.

Сержант Чунг хотел немедленно отправиться к Фитю. Мы пытались отговорить его, опасаясь, что он может легко попасть в засаду на единственной грунтовой дороге, ведущей к дому. По итогу был достигнут компромисс — Чунг поедет на сторожевой пост и возьмет там вооруженную охрану для короткой прогулки к дому Фитя. Я добровольно вызвался сопровождать Чунга в его печальной миссии, хотя и не чувствовал, что мое присутствие в тот момент может чему-то способствовать. Меня одолевало тошнотворное чувство ответственности за безвременную кончину Фитя, и я боялся навлечь новые неприятности на его соседей. Чунг почувствовал мой дискомфорт и милосердно настоял на том, что будет лучше, чтобы в то утро никто из американцев в деревню не входил. Убийство Фитя стало первым случаем насилия в деревне за последний год, и было невозможно предсказать, как на эту трагедию отреагируют местные жители. Чтобы выразить соболезнования его семье, можно было дождаться похорон.

Поздним вечером Чунг вернулся в Дыкхюэ с подробностями гибели своего бедного товарища. С пепельным лицом, с дрожащим от ярости и горя голосом, сержант описал последние часы его жизни.

После обеда Фить отправился домой, чтобы навестить свою семью. По своему обыкновению, он и несколько его дружков выпили свою обычную порцию рисового виски. Осторожная жена Фитя неоднократно напоминала ему, что скоро стемнеет и ему следует вернуться в Дыкхюэ, чтобы отдохнуть, но упрямый Фить настаивал на том, чтобы остаться, уверяя ее, что он будет спать на сторожевом посту. С наступлением темноты пьяный вьетнамец вышел из дома, чтобы пройти триста метров до поста. Но туда он так и не дошел. Зайдя на минутку к соседям, он заснул прямо на большой бамбуковой кровати, где и пролежал до часа ночи, когда в открытый дом вошло трое вьетконговцев. Их главарь посветил фонариком в лицо Фитю. Когда женщина в доме проснулась и позвала, главарь вьетконговцев резко приказал ей молчать и не двигаться. Затем он трижды выкрикнул имя Фитя, не отводя света с его лица. Обреченный Фить проснулся, хотя, к счастью, он был слишком пьян и не понимал, что происходит. Все было кончено в одну секунду. Одна пуля в лоб, и еще две в грудь — для надежности, а затем несколько сокрушительных ударов прикладом по лицу. Таково было революционное првавосудие вьетконговцев Танми. Выстрелы были заглушены влажным ночным воздухом и даже не были слышны на соседнем сторожевом посту — так утверждали утром его обитатели. Затем лидер вьетконговцев сказал перепуганной женщине, чтобы она забыла о том, что видела, и исчез в темноте. Потрясенная старуха сразу же побежала к дому Фитя и