усилиях по оказанию помощи в обучении и модернизации подразделений региональных сил и местного ополчения в Дыкхюэ и кратко описал состояние многих социальных и экономических программ уезда. Далее я представил обзор организации Вьетконга по уездам, который завершился описанием нашего проекта в уезде Танми.

Полковник заинтересовался этим проектом, но его также интересовало и беспокоило состояние вьетнамских усилий программы «Феникс». Я телеграфировал ему о своем негативном отношении к этой программе, включив в свой доклад лишь беглое упоминание о ней, хотя и являлся советником по «Фениксу» в Дыкхюэ. Вскоре мы узнали, что полковник Бартлетт считал усилия «Феникса» важными для успеха общей программы умиротворения. В течение всего своего восемнадцатимесячного пребывания в Хаунгиа он будет прилагать все усилия, чтобы добиться сотрудничества вьетнамцев в реализации программы. Позже, в своем отчете по окончании командировки, он напишет, что ни одна область деятельности не вызывала у него больше беспокойства и разочарования, чем «Феникс».

*****

Пока 43-я группа советников приспосабливалась к новому стилю руководства полковника Бартлетта, наши местные вьетконговцы начали подавать признаки жизни, — после сообщений о том, что враг собирается предпринять шаги, направленные на «укрепление морального духа революционеров», вьетконговцы организовали в Хаунгиа серию атак, что говорило нам о том, что они оправились от набегов 1970 года на их камбоджийские убежища. Одним из вечеров в конце июля, коммунистические подразделения напали на несколько сторожевых постов в Дыкхюэ, захватив один пост в общине Аннинь с помощью предателя из правительственного подразделения. В заранее оговоренное время предатель подал сигнал нападавшим, прикурив сигарету, а затем открыл ворота, чтобы впустить вражеские войска. Застигнутые врасплох во сне, защитники поста потеряли почти 50 процентов личного состава. Многие из запыхавшихся солдат убегали в нижнем белье через периметр из колючей проволоки, призванный не допустить вьетконговцев на территорию поста. Подняв флаг освобождения, и совершив налет на оружейную комнату гарнизона, вьетконговцы повели своих пленников в темноту. Этот инцидент стал для нас мрачным напоминанием о том, какой вред способны нанести политические эмиссары Вьетконга, ведь именно военный пропагандист из «теневого правительства» общины Аннинь завербовал предателя, ответственного за поражение правительственных войск.

По мере приближения лета 1971 года мы неоднократно убеждались, что близость Хаунгиа к Камбодже усложняет все военное планирование. Полковника Бартлетта и его коллег постоянно преследовала суровая реальность, что Вьетконг может усилить провинцию буквально за ночь, просто введя новые подразделения в наш район с той стороны границы. Опасность была особенно велика для общин, расположенных вдоль реки Вамкодонг. Там вражеские подразделения могли войти в общину, напасть на правительственный объект и быстро уйти на западный берег реки.

Полковник Тхань провел то лето в отчаянном поиске правильного сочетания руководства и развертывания своих сил, чтобы справиться с этой угрозой. С помощью полковника Бартлетта, который оказался прирожденным советником, Тхань «сместил и повысил» столько командиров подразделений, что нам, советникам, было трудно уследить за тем, кто и какими подразделениями командует. Если подразделение этого офицера не убивало или не захватывало вьетконговцев, он без предупреждения мог оказаться безработным. Полковник Тхань дипломатом не был и отговорок не любил. Однажды в середине лета один из офицеров, отстраненный от командования, вошел в кабинет начальника штаба Тханя и застрелил несчастного, когда тот сидел за своим письменным столом. Ни у кого не было сомнений в том, что полковник Тхань серьезно настроен на преобразование сил своего ополчения в армию, способную, в случае необходимости, выдержать нападение основных сил северовьетнамских войск.

Тем временем 305-й батальон региональных сил и взвод Зета завершали уничтожение вьетконговцев в общине Танми. Всякий раз, когда они добивались успеха в общине, полковник Тхань вознаграждал их усилия и призывал их к дальнейшим достижениям. Фитя и Чунга, воодушевленных перспективами успеха, стало трудно сдерживать. Вскоре они ездили в общину дважды в день, поскольку прагматичные жители Танми по мере снижения удач Вьетконга становились все более и более общительными. Чунг и Фить больше не возвращались с заданий, обвешанные пропагандистскими знаменами и листовками Вьетконга — наглядными свидетельствами ночных пропагандистских митингов. Страх этих двух человек перед въездом в общину окончательно испарился, и они перестали полагаться на вооруженное сопровождение в каждой поездке.

К середине лета условия в Танми настолько улучшились, что я стал играть с подростками из родной деревни Фитя в волейбол и посещать в качестве гостя католические или вьетнамские праздники в общине. Один памятный день застал меня на празднике под открытым небом в скромном доме Фитя из соломы и грязи, где собралась большая толпа, чтобы отметить сотый день со дня смерти отца Фитя. Это был общинный праздник, на который каждая семья принесла какой-нибудь деликатес, и мы устроили роскошный банкет с уткой, жареным поросенком, сладким рисом и роллами с креветками — все это было запито большим количеством заветного рисового виски Фитя. Это была моя первая встреча с ба си де, коварным местным напитком, который, очевидно, разрушает в мозгу клетки памяти. Все, что я могу вспомнить о том июньском дне, это то, что я хорошо проводил время, пока не проснулся в своей койке в доме советников. Судя по фотографиям, которые сделал сержант Чунг, праздник удался на славу. Вернувшись в Дыкхюэ, Чунг рассказал мне, как мы с ним, пошатываясь, добрались до джипа майора Эби, чтобы вернуться в наше расположение. Майор Эби прибыл слишком поздно, чтобы принять участие в повторяющихся любезных тостах наших хозяев, и поэтому был милосердно избавлен от моей участи. Фить, упрямый и пьяный, настоял на том, чтобы остаться на ночь со своей семьей в деревне.

Целый день спустя — именно столько времени потребовалось, чтобы мой мозг прояснился, — я упрекал себя за свое поведение. Несколькими месяцами ранее даже мысль о том, чтобы войти в Танми без охраны, была немыслимой. Сейчас, потягивая холодный чай в тени широколистных банановых деревьев, которыми изобиловала родная деревня Фитя, было трудно вспоминать о том, что вокруг по-прежнему идет война. Чувствуя опасность такого благодушия, я сделал мысленную пометку еще раз предупредить Фитя о его склонности ослаблять бдительность и напомнил себе, что в любом месте Дыкхюэ не так уж радужно.

В июле через наших информаторов до нас дошли слухи о том, что вьетконговская организация Танми находится в беспорядке. Лишившись своих традиционных базовых районов, большинство оставшихся в живых повстанцев в общине и их партизанские силы безопасности бежали из общины. Согласно местным контактам Фитя, напуганные оставшиеся в живых члены организации Танми прятались в местах базирования вьетконговцев вдоль реки Вамкодонг. По иронии судьбы, они сообщили своим начальникам, что не вернутся в