С этими словами они с Фитем загрузили свой джип одеждой и игрушками для детей одного из вьетконговцев из Танми и выехали из лагеря.

Войска полковника Тханя продолжали наступление на коммунистическую организацию общины. Были взломаны секретные бункеры, проведены рейды на тайные собрания, разрушены базы. Огромные «Римские плуги» американского производства[24] уничтожили многие традиционные укрытия противника. Зет и его люди продолжали преследовать окраинные деревни общины, которые вьетконговцы всегда считали безопасными. Уверенность полковника Тханя в точности информации, которую мы ему предоставляли, росла, и он начал немедленно реагировать на наши ежедневные донесения. Однажды вечером мы сообщили, что двоюродный брат Фитя видел двух вьетконговцев, прятавшихся в болоте на окраине общины. В течение часа полковник Тхань приказал всему 305-му батальону оцепить болото. Быстрая реакция такого рода гарантировала, что наши усилия в Танми будут и дальше приносить плоды.

Нет нужды говорить, что подобный поворот событий порадовал полковника Вайсингера и майора Эби. Полковник видел возможность продемонстрировать в этой общине, что война на самом деле может быть выиграна вьетнамцами без участия американских военных. Он твердо верил, что ключом к победе является более прямой и агрессивный подход вьетнамцев к войне. Проект Танми, казалось, доказывал его правоту.

Полковник Вайсингер несколько раз посещал нас в Дыкхюэ перед отъездом в конце мая. Во время одного из таких визитов мы сидели на скамейке у дома группы и размышляли о событиях последних девяноста дней. Пока мимо по коричневым водам реки Вамкодонг проплывали сампаны, полковник вспоминал, как резко улучшилась ситуация с безопасностью в Хаунгиа за время его пребывания в должности старшего советника провинции. Он был явно довольным человеком, считая вьетконговцев врагом, находящимся на грани поражения, и недоумевал по поводу упрямого отказа оставшихся вьетконговцев перейти на сторону правительства.

— Неужели они не понимают, насколько сильно это правительство? Неужели они не понимают, насколько безнадежно продолжать борьбу, когда перед тобой такая мощь и сила?

Я до сих пор помню его вопросы и свою неспособность в то время дать удовлетворительные ответы. Из своего общения с вьетконговскими заключенными и перебежчиками я тоже к середине 1971 года почувствовал, что революция в Хаунгиа находится в большой беде. Даже Танми, «образцовая революционная община», быстро становилась слишком опасной для вьетконговцев. Но даже когда силы полковника Тханя продолжали уничтожать местные революционные кадры, и я спросил Фитя, считает ли он, что все уменьшающееся число вражеских бойцов в общине когда-нибудь нарушит дисциплину и сдастся, вьетнамец решительно покачал головой. Если их положение в Танми станет невыносимым, объяснил он, выжившие могут бежать из общины, но они никогда не сдадутся. Они могут спрятаться на более безопасных базах вдоль реки или даже уйти в Камбоджу, но они никогда не сдадутся. Они просто слишком преданны своему делу, чтобы сдаться. Я поделился мнением Фитя с полковником Вайсингером, который лишь покачал головой в благоговении и неверии в то, что казалось ему такой глупой тратой преданных жизней.

Когда в середине мая полковник Вайсингер наконец покинул Хаунгиа, многие из 43-й группы советников вздохнули с облегчением. Требовательный, импульсивный, нетерпеливый и вспыльчивый, полковник был трудным начальником. У майора Эби, вероятно, была лучшая из всех причин желать ухода полковника, настолько велико было давление на него за результаты в Танми. Лично я начал свою командировку с планом игры, который предусматривал умиротворение полковника Вайсингера до его отъезда. Поскольку майор Эби находился под прицелом своего начальника и должен был добиваться результатов в Танми, у меня не было иного выбора, кроме как направить свои усилия на достижение этой цели. Таким образом, моей первоначальной мотивацией было защитить майора Эби от гнева полковника Вайсингера — и тем самым оградить себя от нападок майора Эби. Если для этого нужно было уничтожить вьетконговцев Танми, то так тому и быть.

Накануне отъезда полковника Вайсингера мы с майором Эби пообщались за двумя бокалами джина с тоником и согласились, что полковник, в конце концов, был не таким уж плохим человеком. Мы были рады, что в течение последнего месяца он начал заглядывать к нам в Дыкхюэ в поисках хороших новостей и стимулирующей беседы — часть его вечного поиска ответов на вопросы о природе революции. Позже тем же вечером, в записанном на кассету сообщении домой, я сообщил родителям, что мне было жаль видеть, как полковник Вайсингер уезжает. «Он был самым проницательным человеком, — сообщал я, — непопулярность которого проистекала из того, что он был чрезвычайно требователен. Он заставлял меня выкладываться на одну-две ступени выше того, что я мог бы сделать при более приземленном человеке, в результате чего мне удалось вникнуть в обстановку здесь гораздо быстрее, чем это было бы возможно в противном случае. Без его личной заинтересованности и поддержки с момента своего прибытия я бы добился гораздо меньшего».

*****

Нашим новым начальником стал подполковник (впоследствие полковник) Джеральд Т. Бартлетт, молодой офицер бронетанковых войск, прибытию которого предшествовали слухи о его репутации «твердолобого» человека[25]. Практически во всех армейских подразделениях есть «солдатский телеграф», который обеспечивает войска предварительными сведениями по важным вопросам, и «осведомители» из 43-й группы превзошли самих себя в своей предварительной работе по полковнику Бартлетту. Как мы выяснили, новый начальник был, по разным данным, «пятипроцентником» (то есть, получившим свое нынешнее звание досрочно); первым выпускником на курсах старших советников провинций при Институте подготовки специалистов для службы за рубежом; чрезвычайно «жестким» в том смысле, который придавал этому слову полковник Вайсингер; и джентльменом, который отменит ограничительную политику предыдущего руководителя и разрешит ночные пропуска в Сайгон, чтобы сотрудники группы могли заниматься «личными делами».

Для нового начальника мы провели доклад в Дыкхюэ вскоре после его прибытия. Моим первым впечатлением было то, что во многих отношениях он являл собой противоположность полковника Вайсингера. Если физическое присутствие полковника Вайсингера всегда пугало, то с новым командиром я чувствовал себя комфортно. Он был крупным мужчиной — намного выше шести футов, но подтянутым и молодым. Его темные волосы были подстрижены не слишком стильно, и в них уже начала пробиваться седина. Вспоминая прошлое, не могу точно вспомнить, почему полковник Бартлетт произвел такое положительное впечатление во время той первой встречи, хотя и подозреваю, что это было ощущение, что он, прежде всего, джентльмен. Его отличительной чертой была вежливость и внимание к другим, и у меня сложилось впечатление, что он был человеком, чья внутренняя твердость, несомненно, была грозной, но эту карту ему редко приходилось разыгрывать.

Наше совещание с полковником Бартлеттом прошло гладко. Майор Эби доложил о своих