реки Булоло роты «D», являлся район Хрустального ручья. 6 февраля, в ходе прочесывания местности, ей удалось ликвидировать вражеское пулеметное гнездо. Однако легкой прогулки у Саши не получилось. Уже на следующий день австралийцы столкнулись с отчаянным сопротивлением. Казалось, по ним стреляют, чуть ли не из-за каждого дерева. Ранение получил даже командир роты капитан Макфарлейн. Его в 19.05 сменил капитан Скотт. А 8 февраля рота и вовсе попала в засаду, потеряв двенадцать человек.

Возможность поквитаться за товарищей представилась австралийцам через день. В 15.54 9 февраля они наткнулись на сильный опорный пункт противника. На сей раз, действуя грамотно и осмотрительно, рота, после тщательной разведки, обложила его со всех сторон и подвергла сокрушительному минометному обстрелу, после чего несколько добровольцев подкрались к вражеским позициям и дополнительно забросали их ещё и ручными гранатами. В число последних напросился и Саша. У него, ещё с прежних времен, сохранилась пара стоявших на вооружении KNIL «наступательных ручных гранат», производившихся на пиротехнической фабрике в Бандунге и обладавших скорее моральным, чем поражающим эффектом. «Сюда бы ещё родную лимоночку!» – ностальгировал китаец, выдергивая очередную чеку. Впрочем, и мощный минометный огонь, несомненно, сыграл свою роль. По окончании боя, австралийцы насчитали в окрестностях до тридцати вражеских трупов. Многие из них были разорваны в клочья или напрочь лишены одежды, в результате близких разрывов. Из-за чего впоследствии к району Хрустального ручья и приклеили выразительное название «бойня». Сама рота «D» потерь в том столкновении не имела.

Только теперь сопротивление японцев резко ослабло. Наблюдая за их поспешным отступлением, Саша в полной мере осознал подлинный смысл фразы «противник потрясен», красной нитью проходившей во многих военных наставлениях и имевшей в виду особое психологическое состояние, возникающее у разбитого врага. Действительно, если раньше японцы цеплялись буквально за каждую кочку и яростно контратаковали при всяком удобном случае, то сейчас практически беспрепятственно откатывались назад, оставляя многие выгодные в оборонительном отношении рубежи. Это уловило и командование австралийской армии, приказав резко ускорить темпы преследования. В поспешном отступлении отряда Окабе не последнюю роль сыграли причины и иного порядка. Многие из его подчиненных находились уже на грани физического истощения, поскольку большинство запасов продовольствия, как уже было выше сказано, поглотило море, а надежды раздобыть провизию в захваченном Вау окончательно провалились. Японцы и так поразительно долго продержались на голодном пайке. В отдельных случаях доходило даже до поедания трупов убитых товарищей, как ни мерзко это звучит.

10 февраля рота «D» была отведена в район аэродрома Вау на отдых. Последним же боевым заданием самого Саши стала помощь в переводе допроса четырех китайских кули, захваченных соседней ротой «B» в расположении бывшей штаб-квартиры отряда Окабе. Японцы использовали этих несчастных, в основном, в качестве носильщиков. Как ещё не съели! Видимо, берегли на совсем уж черный день. Китайцы, впервые досыта поевшие с момента вступления на землю Новой Гвинеи, говорили много и охотно. Но опять же только в пределах своего весьма ограниченного кругозора. Тем не менее полученные от них сведения, вкупе с показаниями пленных и изучением захваченных документов, позволили нарисовать достаточно ясную картину. Союзники убедились, что у японцев вплоть до самого побережья нет подготовленных промежуточных рубежей. А значит, можно смело приступать к планированию операции по освобождению и собственно Лаэ и Саламауа.

Однако Саша все это уже не застал, поскольку в тот же день вернулся на аэродром Вау, откуда, с пересадкой в Порт-Морсби, на попутном самолете, добрался, наконец, до Мерауке. И опять попал в очередную заварушку. Вечером 17 февраля он вместе с лейтенантом Баккером, отправился к расположенному на берегу моря наблюдательному посту № 1, в отличие от прочих занятому солдатами нидерландской армии. Возле него на якоре стоял голландский же моторный бот «Хармон», только накануне прибывший из лагеря Танах Мерах. Он-то и привлекал Баккера прежде всего. Забрав доставленные ботом последние разведывательные сводки и отчеты о настроениях, циркулирующих среди местного населения, лейтенант поспешил вернуться в город, а Саша решил заночевать на посту, составив компанию новой смене. И не зря.

В 1.33 18 февраля все были подняты на ноги зычным криком дежурного:

– Воздух!!!

В темном ночном небе на мгновение мелькнул в зоне видимости одномоторный японский палубный бомбардировщик, типа «Джуди». А если точнее, то – «Йокосука» D4Y «Сюисей». Снизившись до высоты в двести – триста метров, он принялся бросать маленькие бомбочки в неподвижно стоявший на якоре «Хармон». По самолету тотчас открыла огонь имеющаяся на посту зенитная установка «Солотурн» S18 – 1100, представлявшая собой, по сути, обычное десятизарядное противотанковое ружье калибра 20 мм, приспособленное для стрельбы по воздушным целям.

– А! А! А! – в такт выстрелам, орал сидящий в импровизированном кресле солдат-малаец, быстро-быстро вращавший рукоятку затвора. – Сдохни, сволочь!

Помимо зенитчика в небо палили все. Даже Саша и тот выпустил пару патронов из своей автоматической винтовки «Джонсон». Поднятая по тревоге, к пляжу по армейской «авеню» подскочила мобильная зенитная установка, состоявшая из 40 мм пушки «Бофорс», смонтированная на базе грузовичка «Шевроле». Короче говоря, совместными усилиями японца отогнали. Сбить, разумеется, не сбили, однако многие клялись и божились, что попали. По крайней мере, в это очень хотелось верить.

Таким вот, напоследок устроенным салютом, Сашу и проводила Новая Гвинея. А позднее, уже в Австралии, капитан Спор напутствовал его следующими словами:

– Вот и все, Тан Ли. План по вашей переброске в Маньчжурию принял наконец реальные очертания. Надеюсь, что и на новом месте вы в полной мере проявите свойственные вам незаурядные качества разведчика. Ну а пока – благодарю за службу!

– Рад стараться, господин капитан!

Ретроспектива № 5

– А ведь рядовой Сирл и капрал Флетчер из роты «D» австралийского пехотного батальона 2/12 удостоились чести попасть в нашу многотомную «Историю Второй мировой войны», изданную в 1974–1976 годах, – такой фразой подытожил рассказ о своих похождениях в Юго-Восточной Азии Александр Иванович. – Они изображены на знаменитой фотографии, запечатлевшей атаку австралийской пехоты (при поддержке легких танков М-3 «Стюарт») в джунглях Новой Гвинеи. Правда, датирована она не совсем верно, сентябрем 1942 года. В других источниках, впрочем, встречается и иная дата – февраль 1943-го. И она тоже далека от истины. На самом деле, армейский корреспондент Джордж Силк снял атаку австралийцев на японский укрепленный пункт Джиропа-Пойнт, что являлось одной из заключительных фаз сражения в районе Буна-Гона. А произошло это вскоре после Нового года – аккурат