– Эрнестина, сходи, пожалуйста, на кухню и принеси что-нибудь: вареное яйцо или сардинку… или чем там можно ее соблазнить.

– Уже бегу, миледи! – И горничная скрылась.

Оставшись наедине с упрямицей, Феба принялась гладить ее по спинке и по бокам. Под рукой ощущались хрупкие ребра и впадинки между ними.

– Можно попросить тебя убрать когти? А то я чувствую себя подушечкой для булавок. – Мгновение – и кошка втянула когти, а Феба вздохнула с облегчением. – Вот спасибо! – Продолжая гладить шелковистую темную шерстку, она вдруг нащупала какое-то уплотнение. – Если это клещ, то, уж прости, я завизжу!

По счастью, дальнейшее исследование показало, что к шерсти прилип комок какой-то тягучей субстанции вроде смолы. Пришлось вырезать его ножницами. Постепенно кошка успокоилась, перепрыгнула на залитый солнцем подоконник, вытянулась там и, с видом скучающей королевы оглядев спальню, принялась лизать лапу.

Феба встала и при попытке поправить одежду обнаружила, что весь перед ее серого платья безнадежно испорчен.

Скоро вернулась Эрнестина с миской мелко нарезанной вареной курятины и поставила ее у окна. При виде горничной кошка сощурила глаза и прижала уши, но перед угощением устоять не смогла. Спрыгнув на пол, она подбежала к миске и принялась жадно уплетать угощение.

– Не такая уж она и дикая, – заметила Эрнестина. – Те близко к себе не подпускают, не то что взять на руки.

– Похоже, она как минимум наполовину домашняя, – согласилась Феба.

– Хочет выбиться в люди, – со смехом заметила Эрнестина. – Поменять статус амбарной на домашнюю.

Феба нахмурилась:

– Не говори так! Теперь, когда придется возвращать ее в амбар, я буду чувствовать себя ужасно виноватой. Но мы никак не сможем оставить ее у себя.

Несколько минут спустя, переодевшись в голубое летнее саржевое платье с белым шелковым корсажем, Феба отправилась в то крыло дома, где жили члены семьи Рейвенел. Спросив у горничной, выбивавшей ковер в холле, куда идти, она прошла по длинному узкому коридору. В конце коридора, на пороге спальни, стояли трое мужчин: лорд Тренир, ее отец и незнакомец с докторским саквояжем в руке.

Сердце Фебы забилось быстрее, когда в проеме приоткрытой двери мелькнул силуэт мистера Рейвенела, облаченного в брюки и темно-зеленый домашний халат. Некоторое время все по-дружески беседовали, затем мистер Рейвенел пожал доктору руку.

Троица двинулась прочь, а Феба попятилась и скрылась в малой гостиной, чтобы не попадаться ей на глаза. Подождав, пока мужчины пройдут мимо и стихнет шум голосов, убедилась, что горизонт чист, и направилась прямиком в комнату к мистеру Рейвенелу.

Являться к нему с визитом без сопровождения было вне всяких правил, почти неприлично. А что прилично? Послать записку с выражением беспокойства и пожеланием выздоровления? Но Фебе хотелось поблагодарить мистера Рейвенела лично и наедине, а кроме того, своими глазами убедиться, что с ним все в порядке.

Дверь была приоткрыта. Феба робко постучала, и в ответ раздался глубокий голос:

– Войдите.

Феба вошла в комнату – и остановилась: тело пронзило, как стрелой, при виде полуобнаженного Уэстона Рейвенела. Он стоял босиком, в брюках, опасно приспущенных с бедер, спиной к ней, у старомодного умывальника и протирал полотенцем шею и грудь; халат висел на спинке кресла.

Генри без одежды всегда казался каким-то щуплым и беззащитным, а этот – сплошные мускулы, бронзовый загар и неукротимая энергия, – раздевшись, словно стал вдвое больше. Казалось, он едва помещается в этой комнате. Когда Уэстон поднял кружку с водой и начал жадно пить, Феба увидела, как сокращаются мышцы у него на спине. Беспомощный взор ее скользнул по линии позвоночника вниз, к бедрам. Брюки песочного цвета, не подхваченные подтяжками, сползли достаточно низко, чтобы она могла заметить отсутствие на нем нижнего белья. Как может джентльмен ходить без панталон? Ничего столь непристойного она в жизни не видела! От потрясения у нее зашумело в голове.

– Дай мне, пожалуйста, чистую рубашку из стопки в комоде, – услышала Феба. – И помоги надеть: боюсь задеть этот чертов шов.

Феба шагнула вперед, намереваясь выполнить приказ; в животе забили крыльями сотни крохотных бабочек. Осторожно, чтобы не развалить всю стопку белья, она вытащила оттуда рубашку. Рубашка с полупланкой надевалась через голову и была сшита из прекрасного тонкого полотна; от нее пахло хозяйственным мылом и свежим воздухом. Феба нерешительно шагнула вперед и нервно облизала губы, гадая, что сказать.

Мистер Рейвенел поставил стакан с водой и, устало вздохнув, обернулся:

– Господи, Саттон, если ты и дальше собираешься так копа… – Тут он увидел ее и умолк, а лицо его словно окаменело.

Казалось, сам воздух в комнате сгустился и готов был вот-вот разразиться громом и молниями.

– Вы не мой лакей, – наконец сумел произнести Уэстон.

Феба неловко протянула ему рубашку. К стыду своему, смотрела она прямо на него – да что там, пялилась – и не могла оторвать глаз! Вид полуголого Уэстона Рейвенела завораживал и сзади, но спереди… О, это что-то неописуемое! Волос на нем было намного больше, чем у ее мужа: густая темная поросль покрывала грудь и буквой V спускалась к талии, волосы росли и на предплечьях, и даже от пупка вниз тянулась темная дорожка. А глядя на его руки, она не могла понять, как он не укротил быка прямо так, без всяких приспособлений: настолько они были мощными.

Мистер Рейвенел сделал шаг вперед, чтобы взять рубашку из ее рук, вдруг утративших способность двигаться. Неловко ухватив рубашку, он просунул руки в рукава и хотел было поднять их над головой, как Феба предложила сдавленным голосом:

– Подождите, давайте я помогу.

– Вовсе не нужно…

– У вас ворот застегнут.

Она подошла, расстегнула несколько пуговиц, пока он стоял неподвижно, склонив голову так, что она ощущала его неровное дыхание. Волосы у него на груди оказались вьющимися и Фебе так хотелось потереться о них носом и губами. От него пахло мылом, землей и росистой травой, а каждый вздох его рождал тепло в тех потаенных уголках ее тела, что уже давным-давно не знали ничего подобного.

Когда рубашка была наконец расстегнута, Уэстон поднял руки и дал ей соскользнуть вниз, поморщившись от натяжения свежего шва. Феба потянулась к нему, чтобы приподнять и расправить нижний край рубашки, и костяшки ее пальцев ненароком скользнули по темной поросли на его груди, отчего внутри что-то странно екнуло. Горячая дрожь пробежала по телу, с поверхности кожи – внутрь, до самого костного мозга.

– Простите меня за вторжение, – произнесла она, поднимая взгляд к его лицу. – Я хотела узнать,