боку чуть повыше бедра. Он тяжело дышал и обливался потом, но глаза блестели полубезумным весельем. Он действительно только что счастливо избежал смертельной опасности… Увидев Фебу, он криво усмехнулся:

– Пустяки, царапина!

Она вздохнула с облегчением, но все-таки заметила:

– Простак был прав: вы в самом деле борзый! – Мужчины рассмеялись, а Феба спросила: – Бычьи рога?

Рейвенел покачал головой:

– Нет, гвоздь в заборе.

Феба озабоченно нахмурилась.

– Надо немедленно обработать рану, а то подхватите столбняк.

– Да его никакой столбняк не остановит! – пошутил Кирпич, и работники разразились хохотом.

– Дайте-ка мне взглянуть, – попросила Феба, опускаясь рядом с Рейвенелом на колени.

– Нет, вам нельзя.

– Почему?

Он бросил на нее не слишком приветливый взгляд.

– Эта царапина… в неподобающем месте.

– Бога ради, я была замужем! – И Феба потянулась к краю его рубашки.

– Подождите! – Загорелое лицо Рейвенела приобрело оттенок розового дерева, и он буркнул работникам, с большим интересом наблюдавшим за этой сценой: – Имею я право уединиться?

– Так, ребята, чего рты разинули? Ну-ка живо за работу! – рявкнул Кирпич.

С ворчанием те начали расходиться.

Феба приподняла на мистере Рейвенеле рубашку. Верхние три пуговицы на брюках были расстегнуты, пояс сполз, открыв ее взгляду мускулистый торос. Одной рукой Уэстон прижимал грязную тряпку к месту на несколько дюймов выше левого бедра.

– Рана открытая, а вы прижимаете к ней это тряпье! – возмутилась Феба.

– Ничего другого не нашел.

Феба извлекла из карманов три чистых накрахмаленных носовых платка и сложила их вместе.

Глядя на нее, Рейвенел вскинул брови.

– Вы всегда носите с собой столько носовых платков?

Феба невольно улыбнулась.

– У меня дети. – Склонившись над ним, она осторожно убрала тряпку. Из трехдюймовой царапины на боку сочилась кровь. Рана была небольшая, но довольно глубокая – надо бы наложить швы.

Когда Феба прижала к раненому месту сложенные носовые платки, Уэстон зашипел и поморщился, попытавшись отстраниться, словно хотел избежать физического контакта с ней.

– Миледи… я могу и сам…

Он замолчал и судорожно втянул воздух, попытавшись оттолкнуть ее руку. На лице все еще горел румянец неловкости, а синева глаз пылала, словно пламя в сердце лесного костра.

– Простите, – произнесла Феба, – но придется надавить, чтобы остановить кровотечение.

– Мне не нужна ваша помощь! – отрезал Уэстон. – Дайте я сам.

Задетая его грубостью, Феба отпустила сложенные платки. Рейвенел, нахмурив густые черные брови и стараясь не встречаться с ней взглядом, прижал ткань к ране.

Невольно она бросила взгляд украдкой на обнаженную часть его торса – мускулистую загорелую плоть, словно отлитую из бронзы. Ниже, ближе к бедру, золотистый загар сменялся белизной слоновой кости. В этом было столько интригующего, интимного, что внутри у Фебы что-то сжалось – странно, но приятно. Склонившись над Рейвенелом, она невольно вдыхала его мужской аромат, прогретый солнцем, с примесью пота и пыли. И вдруг ее охватило почти непреодолимое желание коснуться его, провести пальцем по этой границе между загаром и белой кожей.

– Я пошлю кого-нибудь из ваших людей за лошадью и телегой, чтобы отвезти вас в поместье, – как-то удалось выговорить ей.

– В этом нет нужды: дойду сам.

– Это небезопасно – кровотечение может усилиться.

– Это просто царапина!

– Но глубокая. Возможно, придется зашивать.

– Все, что мне нужно, – мазь и повязка.

– Это пусть решает доктор. А пока мы отвезем вас домой.

– Вы что, намерены применить ко мне силу? – вполголоса мрачно поинтересовался Уэстон. – Потому что иначе погрузить меня на телегу вам не удастся!

Сейчас он выглядел таким же свирепым, как тот бык, что едва его не убил, но Феба не собиралась идти у него на поводу: из чисто мужского упрямства он мог себе навредить.

– Простите, если я чересчур раскомандовалась, – произнесла она самым умиротворяющим тоном, на который была способна. – Со мной всегда так, если за кого-то беспокоюсь. Решать, естественно, вам. Но сделайте одолжение, хотя бы для того, чтобы избавить меня от беспокойства по пути домой.

Уэстон немного расслабился и процедил сквозь зубы:

– Здесь я указываю, кому что делать.

– Я вовсе вам не указываю.

– Но пытаетесь.

Феба не удержалась от улыбки:

– И как у меня выходит?

Уэстон медленно поднял голову, но ничего не ответил – только смерил ее странным долгим взглядом, от которого сердце у Фебы забилось с такой скоростью, что даже голова закружилась. Ни один мужчина никогда еще так на нее не смотрел, даже муж – для него она всегда была близка и достижима, ее существование прочно вплетено в канву его дней. С самого детства она была для Генри надежной гаванью. Но этот мужчина хотел от нее чего угодно, только не безопасности!

– Лучше бы вам не перечить моей дочери, Рейвенел, – раздался из-за спины голос герцога Кингстона. – В последний раз, когда я попытался в чем-то ей отказать, она подняла такой страшный крик, что собрала все поместье!

Это замечание разрядило обстановку.

– Папа, – со смехом воскликнула Феба, оглядываясь на него через плечо, – мне было тогда два года!

– Но ты наделала столько шума, что больше я не пытался.

Взгляд Фебы скользнул к Джастину, который робко выглядывал из-за деда, к его несчастному, залитому слезами личику, и она позвала сына нежно, чтобы успокоить:

– Милый, иди сюда!

Тот помотал головой и отступил еще дальше за спину деда.

– Джастин, – послышался суровый голос Рейвенела, – я хочу с тобой поговорить.

Феба удивленно посмотрела на него: он что, намерен отчитать ее сына? Сейчас, когда Джастин и без того расстроен, это может ввергнуть его в полное отчаяние.

Сэр Себастьян подтолкнул внука вперед.

Джастин неохотно сделал несколько шагов к мистеру Рейвенелу. Нижняя губа его дрожала, в глазах стояли слезы.

Уэстон смерил расстроенного мальчика внимательным взглядом, лицо его смягчилось, подсказав Фебе, что ее вмешательство не требуется, и негромко заговорил:

– Послушай меня, Джастин. В том, что случилось, ты не виноват. Странно было бы ожидать, что ты станешь соблюдать правила, если их тебе не объяснили. Мне надо было убедиться, что ты понимаешь: ни в какие двери, ни за какие заборы здесь нельзя заходить без взрослых. Никогда, ни по какой причине.

– Но кошка… – пролепетал Джастин.

– Кошка может сама о себе позаботиться: недаром у нее девять жизней. Вон она, с ней все хорошо – видишь? – Уэстон указал на изгородь, на которой сидела кошка и как ни в чем не бывало вылизывала лапу. – Все равно, даже если видишь, что животное ранено или в опасности, не подходи к нему. В следующий раз зови на помощь взрослого. Животное можно заменить другим, а маленького мальчика никем не заменишь. Понимаешь меня?

Джастин энергично закивал:

– Да, сэр!

Мальчик