разрешим этот спор на их великосветском званом вечере, и мы свободны. Останемся вдвоем – только ты и я. – Голос становился все более обволакивающим, вкрадчивым. – Слышишь? Ты мне обещал, папочка. Только ты и я… Мой тигр, мой злодей… Мой хозяин».

– Это голос Даши, – пробормотал Алексей.

– Точно? – Гордеев пытливо уставился на младшего товарища. – Мне-то он очень хорошо знаком! Ты не путаешь?

– Нет, – покачал головой тот. – Неужто, Петр Петрович, думаете, что я голос своей сестры не узнаю? Странно было бы. Я ведь каждый день после ее смерти на озере слышал Дашин голос. Прокручивал в голове, повторял, мучился…

– Хорошо, – кивнул Гордеев. – Потому что это и голос Евы – моей жены, ныне здравствующей. Его я тоже перепутать не могу. – Он усмехнулся. – Голос чудовища, как оказалось, – он поймал взгляд молодого компаньона, – монстра…

– Выходит, завтра она должна быть в столице, а послезавтра уже в каком-то Лощинске?

– Выходит.

Алексей отошел от телефона.

– Смотрите, – кивнул на стену Погодин. – Это же вы, Петр Петрович, – вы и Даша! Вместе…

Они сразу и не заметили фотографию – большую, в рамке, под стеклом… Там, на фоне набегающей черноморской волны, держась за руки, на берегу стояли они – Петр Гордеев и Ева, его любящая и любимая жена. Счастливые молодожены…

– Теперь уже никаких сомнений нет, – прошептал Гордеев. – Эти двое заодно… Тихо! – он приложил палец к губам. – Слышишь?

Оба посмотрели наверх, в светлый квадрат лаза, и в то же мгновение с тяжелым хлопком захлопнулась крышка.

– Черт, черт! – зарычал Гордеев.

Он первым метнулся к лестнице, мигом взобрался, но когда его руки коснулись крышки, наверху стукнула щеколда. Ладони ударились в прочную преграду. Они услышали приглушенный язвительный смех – и Гордеев мог бы поклясться, что слышал его не раз – еще тогда, в Крыму!..

Он стал колотить в крышку, но услышал и другой звук – это был тяжелый завывающий скрип.

– Шкаф двигает! – тихо проговорил Алексей. – Замуровать нас хочет!

– Или они вдвоем, – глядя в глаза молодому человеку, проговорил Гордеев. – Телефон!

Спрыгнув с лестницы, он бросился к аппарату и нажал первую цифру – «0», но на ней все и оборвалось.

– Обрезал провод! Сотовый!

Гордеев достал трубку и набрал «02», но старинный каменный подвал не пропустил сигнала…

И вновь тяжело и протяжно завыл шкаф, а потом с грохотом упал на крышку лаза, точно вдавил ее в эту каменную яму.

– Да они и впрямь замуровали нас, – усмехнулся Гордеев. – Что дальше?

Он интуитивно взглянул на лампочку – она тотчас потухла.

– Обрезали провод, – прошептал Алексей.

– Предусмотрительные сволочи, – проговорил Петр. – Где наш фонарь?

– На столе, кажется, – откликнулся в темноте Погодин. – Я там его оставил…

– Доставай свой сотовый, – только и сказал Гордеев.

Они достали телефоны и стали ярким светом выводить зигзаги по лаборатории, пока Алексей не отыскал фонарь и не включил его, полоснув ярким лучом по потолку. А там, точно над их головами, что-то гулко двигалось, скребло и шуршало.

– Он набивает шкаф, – кивнул Гордеев и быстро схватил себя за пояс. – Черт! Фомка! Осталась наверху… Теперь, Леша, вся надежда на раскладной нож.

– Может быть, раздобудем топорик, а, Петр Петрович? Тут же подвал.

– Тут – лаборатория, хотя все возможно. Давай поищем.

Они стали рыться по шкафчикам, пытая фонарем темноту и пыль, но им открывались только новые флаконы и банки с химикатами, корни и травы. И копи, копи макулатуры! Старые журналы, газеты, книги…

А наверху все никак не могли угомониться – возились и возились. Гордеев и Погодин, то и дело задирая головы, смотрели в темноту.

– Что они там делают? – наконец не выдержал Алексей. – Чего хотят?

– Мы это скоро узнаем, – ответил Гордеев. – Чтобы разрезать ножом пару досок, послойно – потребуется часа два непрерывной работы. Час – тебе, час – мне. Потом – фанера шкафа, но она – плотная. Поэтому они и заваливают его разным барахлом.

Неожиданно с потолка стали раздаваться гулкие и равномерные удары.

– Они прибивают шкаф к полу, – заключил Гордеев. – Это уже хуже. Я думал, что, сломав крышку, мы все же приподнимем и оттолкнем его. Но теперь уже вряд ли.

– Может, соседи очухаются – время уже за полночь. – Алексей двинулся к лестнице. – И мы стучать будем.

– Какие соседи? – усмехнулся Гордеев. – Ты домик видел? Тут ханыги одни. Аборигены. Они уже спят, только к утру, как ты говоришь, очухаются. Это ж подвал – тут ни хрена не слышно. Надо что-то другое придумать, надо… Пока они, эти двое, не придумали.

– Уже придумали, – стоя под лестницей, проговорил Алексей. – Вода сверху капает – краны открыли.

Гордеев метнулся к лестнице, и сразу ему на лицо попала струйка воды.

– Наше время сокращается, Леша, – сказал он. – За час, конечно, мы не утонем, но утра ждать не следует. А то будет у нас ловушка по полной программе. Вот попали…

Они исследовали стены – все были выложены прочно: кладка дореволюционная, купеческая, на совесть!

– Теперь тут аквариум, – нервно пробормотал Гордеев. – А мы точно две рыбки – сомики, блин. Только без жабр. И аквариум необычный – с химикатами. – В зыбкой темноте он поймал взгляд Алексея. – Точно?

– Делать что будем, Петр Петрович? Фонаря на сколько хватит?

– На полчаса бесперебойной работы, – ответил он. – В энергосберегающем режиме – на час. Ладно, не дрейфь. Вот если бы они нас газом решили уморить – тогда другое дело. Но не решились. Весь дом мог бы сгореть. Нашли бы, кто снимал комнату, и во всероссийский розыск. А тут – наводнение на первом этаже. Так, пустячок! Бытовая неурядица, правда, с летальным исходом. Сдохли два химика, но квартал-то не выгорел. – Он хлопнул Алексея по плечу: – Хватит болтать, пошли резать доски. Нет, прежде вот что…

Они аккуратно, чтобы ничего не пролить, переставили все склянки на стеллажи, перевернули старый могучий стол и выломали две ножки. Пока работали, вода уже стала хлюпать под ногами. Они торопились.

– Теперь у нас у каждого по дубинке, маленькому тарану, – вооружившись, заключил Гордеев. – Наверх, – я первый. Свети мне, Леша!

Поднявшись и раскрыв нож, Гордеев выбрал самый крупный прогал между двумя досками и стал отсекать по тонкой стружке. Он резал аккуратно – берег нож. Вода то и дело попадала ему на лицо, он уворачивался, отфыркивался, отплевывался и лишь изредка взрывался глухим матом.

– А там, кажись, затихли, – проговорил Алексей, следя лучом за рукой Гордеева. – Точно, Петр Петрович?

– Точно, точно, – усмехнулся тот. – Или ждут, когда мы высунемся, чтобы топором по башке заделать. Вот что страшно. Впрочем, хотели бы, уже бы заделали. Так