Шрифт:
Закладка:
– Знаешь, более двух тысяч лет назад китайский полководец Сунь Цзы написал трактат, который назвал «Искусство побеждать». Его много раз переписывали и переиздавали, поэтому ты мог о нём слышать под другими названиями. Например, «Искусство войны» или «Законы войны»[33]. Дело не в том, как сегодня называют трактат, а в чем его суть.
– Если судить по названию, то о войне и мире? – предположил Андрей.
– И об этом тоже. Но главное – это победа над самим собой.
– И что конкретно он предлагает?
– Многое. Например: не загонять свои страхи вглубь сознания, а научиться управлять ими.
– И как мне это сделать?
– Давай смоделируем ситуацию, в которой в тебя вселяется твой спецназовец, и попробуем понять, смог ли бы ты с ней справиться без его вмешательства.
– Давай, – заинтересовался Андрей.
– Тогда предлагаю рассмотреть бой на хуторе. Когда ты с отрядом из двадцати четырех своих казаков противостоял хорошо вооружённому отряду хунхузов. Сколько тогда было лесных братьев? Более трёх сотен?
– Да, но это была не одна, а две стычки.
– Нет, Ан Ди. Бой был один, просто ты смог спровоцировать противника напасть на тебя не разом, а двумя отрядами поочерёдно. Вот скажи мне. Только честно. Без капитана Морозова ты бы смог победить в той схватке?
Андрей вспомнил накатывающую на их траншею визжащую лаву хунхузской конницы, перекошенные лица бандитов, яростную рукопашную драку, а потом овраг. Сизый от поднятой взрывами пыли, и кровь на уцелевших деревьях.
– Нет, мастер. Без его знаний, хладнокровия и безжалостности – не смог бы.
– То-то. А теперь я постараюсь объяснить тебе почему. Я знавал многих воинов. И постарше, и более умелых, но только единицы из них могли входить в состояние боевого транса. Одни, чтобы научиться вызывать в себе это состояние, многие годы провели в медитациях и молитвах, другие ели ядовитые грибы. Ты же впадаешь в боевой транс в момент опасности, и тогда в тебе просыпается память всех твоих реинкарнаций. Просто капитан Морозов – самый близкий и понятный тебе персонаж, поэтому ты и думаешь, что в момент боя именно он вселяется в твоё сознание. Так это хорошо. Значит, чтобы войти в состояние боевого транса, тебе достаточно разбудить в себе этого парня. Дальше твое подсознание всё сделает само. И заметь: без всяких грибов и галлюциногенов. Тебе просто нужно научиться управлять этим состоянием. Чтобы оно наступало не стихийно, а тогда, когда это необходимо.
– Подожди, мастер. Ты говоришь о грибах и боевом трансе. В древней Скандинавии таким способом воины превращались в зверей. Я читал про таких, их на родине звали берсерками[34].
– Про Скандинавию я ничего не знаю, но как после грибов люди теряют рассудок и думают, что становятся волками, медведями или барсами, – видел. Жуткое зрелище. Но в этом состоянии они просто дикие звери. У тебя – другой случай. Просто нужно научиться направлять силу и возможности своего Морозова себе на пользу.
Вернувшись в гостиницу, Андрей решил попробовать вызывать в себе сознание Морозова и… Он даже не понял, как это произошло.
– Опасность! Где? К бою!
Андрей улыбнулся, вспомнив, как увидел себя в отражении гостиничного зеркала: стоящим в исподнем белье с двумя взведёнными пистолетами в руках.
А Хэда времени не терял и поговорил с Вэем. Тот внимательно выслушал мастера и согласился, что дар Андрея нужно развивать, а за базу взять то, в чём он силён, – фехтование.
– Уравняй дыхание и отпусти сознание, – учил старый мечник, – представь, что ты не человек, а клинок.
С этого дня их занятия стали походить на медитацию, в которой главным элементом являлось оружие. Со временем стало получаться, и скоро Андрей понял, что способен по желанию входить в боевой транс и выходить из него. Теперь, наряду с умением стрелять и фехтовать, он приобрёл ещё один полезный боевой навык.
Катер сбросил обороты, ушёл под берег и малым ходом обошёл торчащий из воды остов уже сгнившего затонувшего корабля. Интересно, почему его до сих пор не убрали? Ведь так и до аварии недалеко, подумал Андрей.
А катерок миновал препятствие, вышел на фарватер и полным ходом устремился к цели назначения. Андрей отбросил мысли о капитане Морозове, подставил лицо солнцу и прикрыл глаза.
Марина. Щемящее ощущение нежности шевельнулось в груди. Как она там? Перед глазами возникло милое смеющееся лицо, лучистые глаза, в которых плескались сотни хулиганистых бесенят, ямочка на щеке и губы. Мягкие и податливые, нежные и требовательные. Он так ярко представил их, что казалось – ещё миг, и он коснётся их, растворится в поцелуе. Ему вдруг так захотелось очутиться с ней рядом, утонуть в её глазах, ощутить запах тонкого парфюма, услышать мягкий шелест платья. Интересно, чтó она сейчас делает? Он бросил взгляд на часы. Семь утра. Ну, в такую рань – ещё спит. А если не спит, то нежится.
Он представил её в постели: томную, ещё теплую от сна, доверчивую и нежную. Ему нестерпимо захотелось к ней. Накрыть губами её губы, опуститься ниже, поцеловать шею за ушком, а потом – по плечу к груди. Туда, где розовый сосок, узнав его, твердел, набухал и манил. Ощутить ладонью грудь, ласкать её, а потом двинуться ниже. Мысли о Марине заполнили всё сознание. Только сейчас он понял, как привязан к этой женщине. После её возвращения во Владивосток прошло больше двух месяцев, но не было дня, чтобы он не думал о ней, не хотел её или не стремился к ней. Она хохотала, дразнилась, но, стоило им остаться наедине, бросалась в его объятья, как в омут. Её развод закрыл этическую сторону их отношений, и они перестали таиться знакомых. Марина похорошела и светилась таким внутренним светом, что он вспыхивал желанием от любого её прикосновения или взгляда.
Катер бойко отмерял километры неприлично пахнущей реки и уже к вечеру второго дня ткнулся носом в привальный брус императорского пирса.
Андрей хотел поставить судно на частном причале у Посольского квартала, но капитан упёрся.
– Господин поручик, это катер адмирала союзной эскадры. А это, – указал он на сверкающую начищенной бронзой причальную пушку[35], - императорский пирс, предназначенный под стоянку иностранных судов. Он охраняется моряками китайского правительства. Капитана порта и офицеров охраны я знаю лично. Поэтому здесь вверенному мне судну находиться менее опасно, чем на любой другой стоянке.