На площади перед толпой бесновался человек с красной повязкой на голове. Он что-то кричал и указывал палкой на золочёный крест на шпиле.

Огромная людская масса рёвом поддерживала его, и множество палок то и дело дружно поднималось над головами.

Вот толпа качнулась и двинулась в сторону храма, в руках идущих появились горящие факелы. Сотни людей, заполняя соседние переулки и улочки, двинулись к воротам Наньта. До них оставалось меньше тридцати метров, а единственным препятствием оставался деревянный мост, переброшенный через заполненный водой ров.

– Приготовиться! Во всех, кто попытается пересечь мост, стрелять на поражение!

Ихэтуань в красной повязке что-то пронзительно закричал, и из толпы к воротам двинулись добровольцы с горящими факелами.

– Огонь!

Дружный залп защитников храма опрокинул поджигателей.

Привыкшие к безнаказанности и тихой, мученической покорности христиан бунтовщики растерялись. Но тут вперёд выскочил главарь в красных шароварах, он картинно взмахнул саблей и, призывая на помощь китайских Богов, бросился к воротам. Толпа, впечатлённая его порывом, ринулась следом.

– Огонь!

Главарь споткнулся. Следом за ним повалились на землю ещё несколько человек. Этот залп заставил толпу остановиться. Завыли, заверещали раненые.

– Огонь!

Бунтовщики качнулись назад, но напирающая сзади разгорячённая толпа создала давку.

– Огонь!

Обезумевшие от страха люди, сбивая с ног соседей и давя друг друга, бросилась прочь.

– Огонь!

На земле, среди тел убитых, раненых и затоптанных людей, зловеще чадили догорающие факелы. В этот день попыток атаковать храм больше не предпринималось. С башни храма было хорошо видно, что восставшие разделились. Одни строили баррикады, другие продолжали громить дома христиан.

Вдруг толпа на площади радостно заволновалась. Из переулка притащили два телеграфных столба и вкопали в центре площади. К ним стали сносить деревянный хлам и раскладывать костры.

– Кого-то жечь собрались, – скрипнул зубами капрал.

И точно: когда приготовления были закончены, из глубины проулка выволокли двух монахинь. Женщины были сильно избиты и не могли самостоятельно передвигаться.

Сантен хмуро поднял винтовку и, дослав патрон в патронник, прильнул к прицелу. С этой позиции ему было хорошо видно, как два ихэтуаня, разрезая толпу, волокут несчастных женщин на костёр.

– Подождите, лейтенант! Давайте разом! – остановил готового к выстрелу Сантена капрал, прикладываясь к своему карабину. – Я левую, вы правую.

– Возьмите поправку на ветер, Рене, – сквозь зубы ответил Сантен.

– Расстояние предельное, можно промазать, а по второму разу выстрелить не успеем, закроют. Дотащат до костра, там уже не достать.

– Взял.

– Приготовиться! Залпом! Огонь!

Два выстрела слились в один, и гулкое эхо выстрелов метнулось к своду храма.

Тела женщин вздрогнули от удара пуль и безжизненно обвисли на руках мучителей.

– Прими, Господи, их души! – перекрестился аббат.

– Морпехи! Всем! По красным павлинам! Огонь! – зло скомандовал лейтенант.

И пять десятков карабинов дружно выплюнули свинец в одуревших от крови бунтовщиков.

– Прекратить стрельбу! Беречь патроны!

Наступила звенящая тишина.

– Помолимся, братья, за новопреставленных мучениц, сестёр-монахинь, принявших смерть за Господа нашего Иисуса Христа! – воззвал аббат.

– Господи! Прими души невест твоих, – начал читать молитву разом постаревший, хотя и без того немолодой настоятель.

На следующий день на площадь вытолкали двух пожилых католических священников со связанными за спиной руками.

– Сволочи, – мрачно проговорил один из моряков.

Аббат тронул лейтенанта за плечо и поманил его за собой. Сантен понимающе кивнул и последовал за святым отцом. Настоятель открыл небольшую дверь в стене и повёл лейтенанта в сырую прохладу подземных коридоров. Аббат дошёл до невысокой дубовой двери и распахнул её перед лейтенантом.

– Прошу в моё скромное жилище, месье.

Аскетичная обстановка, узкое ложе и скромное деревянное распятие на стене. Увидев на лице Сантена удивление, священник усмехнулся.

– А вы думали, что я в апартаментах живу? Нет, мой обет – служение Богу, а роскошь и тёплое ложе – от лукавого. Я несу людям любовь Христа и Его слово. И нет для меня другой цели и большей награды, чем это служение. – Аббат вздохнул и указал Сантену на лавку. – Присаживайтесь. Скажите, вы можете отбить у язычников святых отцов?

Настоятель сам знал ответ, но в его вопросе лейтенанту крылась надежда.

– Нет, – покачал головой Сантен. – Я мог бы попробовать, но делать этого не стану, потому что ихэтуани именно этого и добиваются. Здесь, в храме, мы для них крепкий орешек, но, стоит нам выйти за стены, нас просто разорвут.

Реальная численность бунтовщиков нам неизвестна, но даже тех, кого мы видели, несколько сотен. А нас – двести человек, и это с учётом ополчения, из которого две трети китайцев, которые впервые в жизни держат в руках оружие. Вы видели, как они при выстреле закрывают глаза и отворачиваются?

Аббат хмуро кивнул.

– От такой стрельбы проку мало, – продолжал лейтенант, – а тех, кто мало-мальски умеет держать оружие, едва наберётся два-три десятка, ну, плюс мои моряки, итого восемьдесят человек. А на руках у нас почти две тысячи женщин, стариков и детей. Если мы не вернёмся из вылазки, то их всех на той вот площади порежут на куски.

– Я это понимаю, сын мой, но смотреть, как язычники режут служителей Христа, будто овец… – покачал головой аббат и, обречённо вздохнув, добавил: – Остаётся только молиться.

– Да, святой отец, – твёрдо ответил лейтенант и перевёл тяжёлый разговор на другую тему: – Что у нас с припасами?

– При том количестве людей, что сейчас находятся в монастыре, запасов продовольствия хватит на два с половиной месяца. С водой тоже проблем нет, в подвале есть собственный колодец.

– Ну, хоть с этим порядок, – кивнул лейтенант. – А у нас не всё гладко, – вздохнул он, – патронов для карабинов – по две сотни на ствол. С патронами к ружьям – получше, но у них предельная дальность стрельбы пятьдесят-шестьдесят шагов, а это уже дистанция ближнего боя. Из китайцев, как мы с вами уже говорили, стрелки – никакие. Так что, если мы подпустим бунтовщиков ближе, чем на тридцать метров, они подожгут ворота, а без них нам оборону не удержать. Теперь внешняя стена. Её протяжённость вокруг территории около шестисот метров. Сейчас мы все подходы контролируем, но с тем количеством патронов, что у нас есть, нам долго не продержаться. Рано или поздно фанатики проникнут во внутренний двор, вот тогда у нас начнутся настоящие проблемы. Сколько атак мы выдержим? Три-четыре? А там… – Лейтенант обречённо махнул рукой. – Так что мне нужны все люди. Боюсь, что мне придётся просить вас и ваших служителей взяться за оружие, тогда, может, и отобьёмся.