Когда на канале появились большие железные лодки, Мао остался без работы. Голодные дети и тоскливые глаза жены заставили его обратиться за помощью к настоятелю католического храма Наньта. Тот выслушал сбивчивую просьбу лодочника и предложил работу. Теперь Мао развозил письма в христианские миссии, разбросанные по всей провинции. А пару раз даже гонял лодку до самого Тяньцзиня. Аббат честно платил за работу, кроме того, устроил его детей в монастырскую школу. Семейство Мао было счастливо. Они нашли в обители не только путь к спасению души, но и надежду на будущее детей.

Храм Наньта выглядел как настоящая крепость. Его здание и высокая ограда, сложенные из огромных кусков природного камня, высокие прочные ворота, обитые полосами толстого железа, смотрелись солидно и неприступно. Стены окружал широкий ров, а высокая башня обеспечивала хороший обзор. Недалеко от храма располагалась небольшая площадь, вокруг которой теснились всевозможные лавочки и магазинчики. За ней начинался купеческий квартал, состоящий из целой улицы двухэтажных домов. Они принадлежали китайским купцам, разбогатевшим на совместном бизнесе с иностранцами. Некоторые из этих домов снимали европейцы.

Поднявшийся на башню звонарь увидел на площади бурлящую толпу с факелами. Среди неё выделялись люди в красных повязках, размахивающие копьями и самодельными мечами. Вот толпа взревела и двинулась в сторону купеческого квартала, по пути круша и поджигая дома китайских католиков. Жадные языки пламени пожирали одну фанзу за другой. Во дворах горящих домов метались их хозяева, пытаясь остановить поджигателей и потушить пожар. Но толпа бросалась на них с палками.

С каждым новым подожжённым домом толпа стервенела. Улицу заволокло едким дымом, сквозь который грязно-серой лентой ползла обезумевшая людская масса, сея вокруг огонь и смерть.

Слухи о бесчинствах ихэтуаней давно ходили по округе, но казались чем-то далёким и нереальным. Но сегодня беда докатилась до Пекина.

Звонарь ударил в набат. Жители соседних кварталов схватили детей на руки и бросились к храму. Те, кто не успел, попали в руки поджигателей. Радостный звериный рёв сотряс воздух. Нескончаемый поток беженцев быстро заполнил территорию христианского храма. Прибежали и монахини из местной католической школы. Они, как заботливые утки, суетливо гнали перед собой два десятка малолетних учеников. Дети громко ревели и размазывали слезы по чумазым мордашкам. Наконец последняя монахиня с малышом на руках ввалилась во внутренний двор и, тяжело дыша, опустилась на землю. Служки затворили массивные ворота и заложили их огромным засовом. Во дворе собралось более двух тысяч человек.

Детей, стариков и женщин укрыли в подвале, а всех мужчин, способных держать оружие, направили в распоряжение отряда французских морских пехотинцев.

Старый аббат помнил рассказы очевидцев про восстание тайпинов, поэтому, как только в окрестности появились первые ихэтуани, он распорядился запасаться продовольствием, закупать медикаменты и всё доступное огнестрельное оружие.

Несмотря на то, что храмовый комплекс был не полностью достроен, толщины его стен и припасов в подземных хранилищах было достаточно для того, чтобы пережить длительную осаду.

Аббат решил мерами заготовки провизии и закупки оружия не ограничиваться. Пользуясь своим авторитетом во французском посольстве, он направил послу письмо с просьбой оказать военную помощь в охране храма и его обитателей. Дипломат безмерно уважал старого аббата и направил ему в помощь отряд лейтенанта Сантена.

Сантен оказался опытным офицером и отнёсся к опасениям аббата со всей серьёзностью. В первую очередь, он организовал круглосуточную караульную службу. На наиболее ответственных и опасных направлениях оборудовал огневые точки, за которыми закрепил лучших стрелков. Для себя обустроил командный пункт на башне.

Всех прибежавших под защиту храма мужчин объявили гражданским ополчением. Оно оказалось разновозрастным и разнонациональным. Тут были и европейские инженеры, и китайские кули, и торговцы, и миссионеры. Все понимали, что теперь им придётся вместе бороться за жизнь, свою и близких, укрывшихся в подвале храма.

Принесли закупленное оружие и раздали ополченцам. Европейцы сразу стали уверенно разбирать оружие и запасаться патронами, зато китайцы, видевшие огнестрельное оружие только у солдат, не решались брать в руки «огненные палки». Увидев это, аббат взял в руки первое попавшееся ружьё и стал показывать китайцам, как им пользоваться.

Капрал подошёл к лейтенанту.

– А наш аббат не прост. Не удивлюсь, если узнаю, что он и с абордажной саблей знаком.

– Угадали, капрал, аббат в этих краях – личность легендарная. Он ведь начинал корабельным священником. А в те годы в этих водах водилось столько пиратов, что нам с вами и не снилось. Однажды в стычке с пиратами их сильно потрепали. Отбиться отбились, но из команды осталось меньше половины, палуба корабля была завалена убитыми и ранеными. А тут мимо шёл португальский купец и, видимо, решил вместо помощи добить и ограбить подранков. Наши не ожидали от единоверцев нападения и подпустили их к борту, а те кинулись на абордаж. Бой был неравным, и неизвестно, чем бы это всё закончилось, да только на беду португальцев из трюма вылез наш святой отец и оказался у нападающих в тылу. Он развернул носовую пушку на вертлюге[31] и всадил португальцам в спины каменный дроб[32]. Не мне вам говорить, что такое выстрел каменным дробом с пятнадцати-двадцати метров.

Пиратов не просто разметало, их руки и ноги ещё полдня по всему кораблю собирали. А он, пока оставшиеся в живых португальцы не очухались, в одиночку атаковал их. Вам приходилось видеть китайский меч Дао?

– С таким широким изогнутым клинком? Которым можно и рубить, и колоть?

– Точно. Подхватил он этот меч с палубы и давай кромсать португальцев. То ли случайно, то ли сам Господь направлял в том бою его руку, только одним из первых под его мечом лёг капитан португальского судна, возглавивший абордажную команду. Увидев гибель капитана, португальцы дрогнули и отступили на свой корабль. В общем, отбились наши. Потом по всему флоту ходили байки, как корабельный священник в одиночку перебил всю абордажную команду португальских пиратов. Так-то!