Едкий дым стелился вдоль улицы. На перекрёстках порывы сквозняка поднимали его вверх, к рёбрам обгоревших стропил разорённых домов.

Отряд Андрея, пользуясь дымом как завесой, быстро продвигался вперёд. Со стороны храма слышалась ружейная канонада, в которой выделялся характерный стук армейских карабинов.

Стреляют – значит, живы, подумал Андрей и разделил отряд на три колонны. Две возглавили американский капрал и итальянский мичман, третью он повёл сам.

Неожиданно из дверей одного из домов, таща на себе огромный узел, вывалился покрасневший от непосильной ноши мародёр. Растерянно хлопая глазами, он уставился на суровые лица непонятно откуда взявшихся моряков.

Экспресс-допрос прояснил ситуацию. Пленник рассказал, что наиболее фанатично настроенные бунтовщики продолжают штурм массивных ворот храма. Но бóльшая их часть расползлась по округе и под предлогом поиска спрятавшихся христиан занимается грабежом домов. На площади рядом с жертвенными котлами организован загон для пленников. За ним располагается ставка ихэтуаньских главарей, там же находятся и жрецы, которые отдыхают после ночных жертвоприношений.

– Будем атаковать, – решил Андрей, – а начнём с вождей и жрецов.

По параллельным улицам отрядам удалось подойти к площади с трёх сторон. Те бунтовщики, что по неосторожности или глупости оказывались на пути, были безжалостно перебиты штыками.

Вот и площадь. Бóльшую её часть занимал загон, сколоченный из жердей и досок. Внутри прямо на земле сидели и лежали измученные, избитые, оборванные люди. Пленников было много, не менее двух-трёх сотен, в основном женщин и детей. Некоторые из них молились, но большинство, обречённо опустив голову, смиренно ожидали своей участи.

Загон охраняли четверо живописно разодетых бродяг. Они лениво прохаживались вдоль изгороди, бросая в адрес пленников презрительные слова.

Тут же, рядом с жертвенными котлами, стояли клетки с пленниками в одеждах священнослужителей. Люди в клетках были сильно избиты и держались на пределе человеческих возможностей.

Допрошенный мародёр не соврал. Основная масса бунтовщиков с площади ушла, оставив возле котлов трёх жрецов и десятка четыре ихэтуаней. Среди них выделялся один, судя по красным шароварам и такой же рубахе – вожак.

Андрей жестом подозвал к себе командиров колонн и, согласовав с ними действия, скомандовал атаку.

Четыре десятка моряков с трёх сторон ворвались на площадь. Андрей на ходу выдернул из заплечных ножен вакидзаси. Взмах – голова жреца поползла по шее, укол в горло – хрип, крест-накрест – и лицо следующего фанатика залилось кровью. Рядом молча дрались моряки: удар штыка – стон, разворот, прикладом в нос – хруст.

Неожиданная, быстрая и кровавая расправа парализовала главарей бунтовщиков. Не прошло и нескольких минут, как на площади лежал десяток окровавленных трупов. Оставшимся в живых забили кляпы, крепко скрутили руки и привязали к длинным жердям, образовав три живые изгороди. Импровизированный живой щит поставили поперёк улицы и, укрывшись за ним, двинулись в сторону храма. Андрей решил повторить манёвр и направил колонны по трём улицам.

У ворот Наньта клубилась, галдела, плевалась проклятиями в адрес защитников храма агрессивная толпа. Она настолько увлеклась, что не обратила внимания на странную процессию, приближающуюся к ней с тыла.

Андрей поднял вверх руку и скомандовал:

– Огонь!

Дружный залп десяти русских карабинов поддержали союзники, и пробитые свинцом тела стоявших с краю бунтовщиков бросило на остальную толпу.

– Огонь!

Количество трупов на земле удвоилось. Завыли раненые.

– Огонь!

До разгорячённой толпы наконец дошло, что её расстреливают, и она качнулась назад.

– Огонь!

Грохот страшных карабинов сводил с ума. Люди заметались.

– Огонь!

Ихэтуани попятились к воротам храма. Отгремел последний выстрел, и моряки стали спешно перезаряжать оружие. Возникла опасная пауза. Она длилась всего десяток секунд, но этого хватило, чтобы главари бунтовщиков пришли в себя.

Поняв, что моряков непростительно мало, они бросились вперёд, увлекая за собой толпу. Рёв сотен разъярённых глоток накрыл смельчаков. Казалось, конец неизбежен.

Но Андрей ожидал этой паузы и приготовил ихэтуаням сюрприз.

Ещё перед атакой он приказал половине русских моряков не участвовать в первом залпе. Это решение спасло жизнь всему союзному отряду.

Пока товарищи перезаряжали магазины, вторая половина русского отряда, выдержав десятисекундную паузу, дружно разрядила карабины в накатывающую волну бунтовщиков. Андрей тоже сберёг патроны и теперь вёл огонь из двух пистолетов.

Ободрённые поддержкой извне защитники храма забрались на стену и сверху открыли шквальный огонь из всего, что стреляет.

С такого расстояния даже простые охотничьи ружья наносили ихэтуаням серьёзный урон, а скученность только усугубляла ситуацию. Огонь с двух сторон совершенно деморализовал толпу, весь её показушный фанатизм отлетел напрочь. В глазах метался звериный страх, и осталось лишь животное желание выжить любой ценой.

– Штыки!

Винтовки сверкнули жалами штыков и ударили в обезумевшую толпу.

Кровь, хруст костей, мат.

Толпа завыла и стала жаться к воротам храма.

Защитники Наньта, торжествуя, поднялись во весь рост и расстреливали обидчиков в упор.

Разгром был оглушительным. Те немногие бунтари, кому повезло уцелеть, разбегались по разорённым дворам, где закапывались в кучах мусора и хлама.

Стрельба стихла, и оглушительное русское «Ура!», подхваченное союзниками и осаждёнными, огласило округу. Через полчаса в распахнутые ворота храма потянулась вереница освобождённых на площади пленников.

Андрей сидел в келье настоятеля, опустив голову. Вань в Пекине не появлялся. Более того, не писал аббату уже больше месяца, что было на него не похоже. Где он мог быть сейчас? Для старого аббата это тоже было загадкой.

– Отрицательный результат – тоже результат, – вздохнул Андрей.

Через два часа, оставив защитникам храма весь, какой был, запас патронов, он повёл отряд в обратный путь.

Русские, американцы и итальянцы, построившись в одну колонну, ощетинились штыками и, печатая шаг, двинулись к местному причалу.

– Запев-а-й!