— Спасибо, лейтенант. Спасибо. И вы дадите знать, когда поймаете моего убийцу, да?

Последняя просьба была столь трогательно детской, что заставила Маршалла взглянуть на дело с нового угла. Возможно, это и был ключ к Хилари: его бесконечное ребячество. Он, как ребёнок, жадно копил свои сокровища, как ребёнок, восхищался совершенством чудесного отца, как ребёнок… Маршалл задумался о перезревшей плотью Веронике Фоулкс. Каково это — быть замужем за ребёнком?

Телефонная будка напомнила ему о неприятной, но необходимой части рутинной работы. Он вошёл, бросил монетку и набрал номер Дунканов. Они жили в многоквартирном доме через дорогу, но для этой цели он предпочёл безликость телефона. К счастью, ответила Конча.

— Это Теренс Маршалл, — сказал он, — и не говори Мэтту. Он слышит?

— Вышел погулять. Но в чём дело, лейтенант? Полагаю, я должна быть польщена, когда красивый офицер полиции просит меня хранить что-то в тайне от мужа, но я всего лишь озадачена.

— Вот что: где был Мэтт сегодня утром?

— Работал, конечно.

— Ты тоже была в квартире?

— Гладила и штопала. Всё время, только в магазин выходила.

— Как долго тебя не было?

— Полчаса или больше. Может, почти час.

— А когда это было?

— Между десятью и одиннадцатью. Но, лейтенант, вы как будто об алиби говорите. В смысле, как будто пытаетесь его проверить. Вы?..

— Пожалуйста, Конча. Ты скоро поймёшь, о чём речь. И поймёшь, почему я настаиваю, чтобы ты не говорила Мэтту об этом ни слова. В рутинном порядке мне следовало его проверить, но нет нужды беспокоить его.

— И он чист? — Голос Кончи задыхался.

— Чист, — солгал Маршалл и повесил трубку.

7

Газеты воодушевились происходящим. Даже посреди войн и слухов о войне всегда приветствуется загадочное закалывание знаменитости, а Хилари с удовольствием представил дополнительные детали о бомбах и отравленных шоколадках. Рассказ обогащали краткая биография Фаулера Фоулкса и сжатая библиография его наиболее известных произведений; в целом ни у Хилари, ни у издателей не было ни малейшего повода для недовольства.

Когда её муж вышел из нитросинкретической лаборатории, Бернис Картер читала вечернюю газету.

— Судьба, милорд, справедлива, — заметила она.

— Хилари? — небрежно спросил Остин Картер.

— Угу-гу. Кто-то пытался разделать его при крайне маловероятных обстоятельствах. Это научит его расстраивать продажи сценариев. Вот газета, можешь… Погоди-ка!

Картер чиркнул спичкой о камни камина и закурил сигарету.

— Да?

— Откуда ты знаешь, что я имела в виду Хилари?

— Люди, — вздохнул он, — продолжают спрашивать меня, откуда я всё знаю. Разве они не верят в экстрасенсорное восприятие? Разве не осознают мои скрытые возможности телепата?

— Но как ты узнал?

— О моя верная помощница… То лейтенант Маршалл зашёл сегодня днём и, как, полагаю, будет уместно выразиться, поджарил меня. О, очень ненавязчиво, сама понимаешь.

— А что ты сделал?

— Что я сделал? Сознался, конечно. Разработал великолепную схему совершения убийства с помощью машины времени. Думаю, получится хорошая повестушка для Дона.

— Мусорщик! — улыбнулась Бернис. — Пока я пытаюсь выкроить свои фантазии из цельного куска ткани, ты просто берёшь всё происходящее вокруг и даёшь ему научное обоснование. Слава Богу, у Дона строгие стандарты цензуры. Благодаря ним мои самые интимные тайны не окажутся в каждом газетном киоске по центу за слово.

— Думаю, по полтора цента, — рассудительно проговорил Остин Картер. — Они наверняка накинут премию.

— Но, милый… — В холодном голосе Бернис на сей раз звучало лёгкое волнение.

— Да, мадам?

— Если лейтенант решил, что тебя стоит поджарить допросом… Ты же — ты ничего общего не имеешь с этим, да? Ты не… ничего не делал с Хилари?

— Нет, мадам, — ровно и убедительно прозвучало в ответ.

— Тогда, чёрт возьми, почему ты этого не сделал? — вновь улыбалась Бернис.

8

Вероника Фоулкс отбросила газету. Её чашка зловеще загремела, когда она принялась помешивать в ней чай.

— И ни слова обо мне! У Хилари как будто вообще нет жены, судя по всему, что мелет эта… эта тряпка.

— Послушай, Вероника, — запротестовала Дженни Грин. — Как ты можешь беспокоиться о такой мелочи, когда Хилари лежит там в больнице…

— …в полной непринуждённости и комфорте с красивой медсестрой и репортёрами, просто толпящимися вокруг. Нет, Дженни, у меня не так много сочувствия, чтобы тратить его на Хилари. Бог знает, как он попал в эту беду, но, думаю, вышел он из неё весьма удачно. Хилари не лучше тебя знает, что такое нервы.

— Но разве он в безопасности? Если они предприняли все эти попытки, они же не остановятся теперь, да?

Вероника поставила чашку, которую только что взяла в руки.

— Бог мой, Дженни! Это так. Они могут вернуться, и… О, но нет. Этот ужасный лейтенант дал ему охрану, и полицейский приедет с ним сюда, и мы в полной безопасности. Так что расслабься, дорогая. Разве ты не видишь, как мне нужно утешение? Женщина с моими нервами не может столько выносить.

Дженни Грин, так и не притронувшись к чашке, встала.

— Понимаю. Знаешь Рон, я тоже не могу столько выносить.

— Ты!.. О, но дорогая моя! Тебя-то что заботит, хотела бы я знать? О, я знаю, Хилари твой кузен, и тебе очень повезло получить такой чудесный дом тут с нами, и это ещё одна причина, по которой тебе стоит уделить мне немного внимания. Сколько жён, спрашиваю я тебя, позволили бы своим мужьям приводить родственников в свой дом и жить вместе?

— Перестань, Вероника. — Дженни Грин уже не улыбалась. — Если бы вы не терпели меня в вашем прекрасном доме, Хилари пришлось бы нанять машинистку. А сколько жён позволили бы своим мужьям, и так далее, и тому подобное? — Это, моя дорогая Дженни, просто вздор, — рассмеялась Вероника. — Ты хоть на секунду можешь подумать, что я способна ревновать к Хилари? Ты думаешь, я не знаю… — Она оборвала себя. — Всё, что я могу сказать, это что если бы какая-нибудь женщина когда-нибудь соблазнила Хилари стать мне неверным, она была бы рада тому, что получила бы. И что, по-твоему, это значит для женщины моего…

— Вероника. — Голос Дженни был холоден. — Порой я думаю, что для всех, и особенно для Хилари, будет лучше, если ты просто перестанешь болтать и пойдёшь найдёшь себе любовника или клобук. Но, боюсь, проблема в том, что тебе нужно и то, и то.

— Как ты смеешь!.. — Обычно хриплый голос Вероники, утратив слова, поднялся до пронзительного тембра. — Если Хилари когда-нибудь… Куда это ты?

— К себе в комнату. Надо кое-что напечатать